Пьяный, он бродил где-то по улицам… И утром проснулся на том самом месте Ходынки, где ночевал по приезде в Москву. Сомов совершенно не помнил, как попал сюда. Он только чувствовал страшную боль во всём теле: должно быть, простудился, лёжа на обледенелой земле. Еле-еле добрался до дому и сейчас же лёг на постель, а через полчаса был уже в бессознательном состоянии…
Сомов вылежал в больнице почти два месяца. Когда он выписался оттуда, уже после Рождества, то поселился на Живодёрке, в тёмной и холодной комнате. Опять пришлось довольствоваться ничтожной стипендией, так как место в училище, конечно, было передано другому…
Катенька
Всё происшедшее затянулось дымкой, но в глубине души остался горький осадок, наложивший на него печать угрюмости. На доску прежних материальных лишений, с которыми кое-как справлялся молодой организм, была положена крупная жизненная неудача и болезнь – и равновесие нарушено в сторону бессилия. Борец в Сомове был почти побеждён.
Однако нашлось событие, которое потрясло его и сделало на минуту сильным. Это было то, что стоит над жизнью и вызывает подъём духа в погибающем в борьбе с мелочами жизни человеке. Общий подъём духа отражается на каждом индивидууме.
Студенческие движения отзываются в повышенном настроении у каждого студента.
И никогда Сомов не чувствовал себя так, как во время своего первого участия в беспорядках. Он, как и многие, быть может, не сознавал в чём именно, в каких деталях заключаются несовершенства современного строя университетской жизни, но был захвачен весь целиком, всем укладом своей жизни чувствовал зло, ненормальность, невыносимость… И тем горячее, тем безраздельное отдавался движению: протестовал как человек, имеющий все данные, чтобы протестовать…
Но потом, когда наступила реакция, когда жизнь вернулась в прежние рамки и опять была та же конура, отсутствие света, тепла и людского участия, голод, ещё больнее стало ему… Ещё больше прибавилось в нём угрюмости и озлобленности.
Если первый раз его обманула проститутка, то теперь он был обманут не то самим собой, не то студенчеством, не то жизнью.
За участие в беспорядках Сомова лишили стипендии. И опять пришлось взять два урока, в 8 и 7 руб., из которых один был утром, другой вечером, и, благодаря расстояниям, весь день разбивался. Светлое царство идей было по-прежнему закрыто наглухо.
Когда Сомов потерял один урок, переселился в студенческий притон – Ляпинку – и занял ещё не остывшее, грязное ложе одного из бежавших отсюда товарищей.