— А хотели тротилом взорвать, — тихо сказал Фридрих и нежно похлопал ладонью по броне.
Тилль берет Ходкув
Автор, работая над повестью, постепенно вводит действующие лица в рассказ, дифференцирует по времени события. Сражениями управляют иные законы, создавая много трудностей тому, кто пытается их описывать. Эти трудности вытекают хотя бы из того, например, что некоторые важные события происходили одновременно. Желая рассказать читателю о том, что делалось на разных участках фронта, автор не может обойтись без повторов.
Теперь, когда хорунжий Станислав Фридрих выключил скорость в затопленном танке и машина 212 была вытащена на берег, когда рота поручника Ростислава Тараймовича, проходя через лес Гай, обходит сосредоточивающиеся там после переправы взводы из мотопехотного батальона подполковника Кулаковского, именно теперь, в три часа дня, весь немецкий фронт от Эвинува до Мариамполя был объят огнем. Стреляли сотни орудий, ревели танки, в воздухе гремели эскадрильи самолетов.
Многие существенные для боя события происходят одновременно. Что выделить, на что обратить внимание?
Через несколько минут после двух часов дня но два танка из взвода Тилля и Воятыцкого получили приказ подготовиться к наступлению на деревню. Сташек Тилль, назначенный командиром группы, отдал свой первый в жизни боевой приказ. Вместе с ним был командир роты 174-го полка, пехотинцы которого должны были прикрывать танки во время наступления. Он прислушивался, ничего не говорил и только в конце кивнул головой, соглашаясь.
Около трех часов советские минометы начали обстрел Ходкува. Под прикрытием густо разрывавшихся мин танкисты повели машины на исходные позиции. Командиры танков смотрели на ручные часы, механики — на фосфоресцирующие стрелки циферблатов, вмонтированных в приборные щитки. Если все пойдет по плану, они должны двинуться с точностью до секунды, так как у советских артиллеристов кончались уже снаряды. Артиллеристы могли нанести сильный, но короткий огневой удар.
— Где же, черт возьми, эта пехота? — нервничал Тилль. — Сами ведь мы деревню не возьмем.
В этот момент из-за сосен, из воронок от снарядов, из окопов вышли солдаты в застегнутых под подбородком касках. Они спокойно забрались на танки, будто устраивались в трамвае для воскресной прогулки за город. Человек по десять на каждой машине, они были незаметны, они слились с броней, притаились за башнями, выдвинув лишь стволы винтовок и автоматов.
Подпоручник захлопнул люк.
— Осколочным, — буркнул он заряжающему Мироновичу.
— Готово, — ответил сержант, щелкнув замком.
Приближалось время атаки.
Артиллерия еще молчала. Однако Тилль крикнул сержанту Савину:
— Вперед!
Четыре машины почти одновременно вышли из рощицы. В прицелах танкисты уже видели дома Ходкува, и тут же раздался залп всей артиллерии 174-го полка. На первую линию обороны выкатили батарею из 64-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона, которая прямой наводкой била по стоявшим в укрытии «фердинандам». Польские танкисты, не останавливаясь, дали залп осколочными снарядами прямо перед собой, пулеметными очередями прочесали дорогу.
Без потерь они дошли до деревни. У первых домов десантная пехота с криками «Ура-а-а!» спрыгнула с брони. Савин, заметив поблизости вспышки пулеметных очередей из подвала каменного дома, прибавил газ и боком передней брони, чтобы не задеть орудие, таранил угол дома. Под ударом тридцати тонн стали рухнули стены, затрещало перекрытие. Машина качнулась вправо, замедлила ход и под рев нарастающих оборотов вытащила гусеницу из-под завала кирпичей.
Танки опять выровняли линию. Рядом шли пехотинцы, бросая гранаты в окна, заскакивая следом в избы, прочесывая их очередями из автоматов. Слева из-за Радомки отозвалось противотанковое орудие, но Ян Зоткин несколькими выстрелами заставил его замолчать.
В центре деревни из-за домов показалась цепь гренадеров, идущих в контратаку. Механики-водители без команды прибавили газ, пошли на сближение, утюжа землю гусеницами.
— Бери больше вправо, — приказал Тилль. — В сторону мельницы…
Уже была видна старая деревянная постройка над речкой, еще не сожженная, так как стояла в низине. Оттуда сверкнула очередь станкового пулемета. Сташек навел орудие и выстрелил.
Пулемет замолчал, но в этот момент танк содрогнулся от взрыва. Машина подпрыгнула и замерла. Подпоручник увидел сильный оранжевый свет, который охватил его, как тонущего — вода. В тот же миг Тилль почувствовал, как теплая и липкая жидкость заливает ему глаза. «Наверняка кровь, — подумал он. — Черт возьми, немного повоевал». Оранжевый свет погас в густом мраке.
Когда танк рвануло, сержант Гащ почувствовал удар в грудь и руку и от сильной боли потерял сознание.
В нескольких шагах от них танк подпоручника Здзислава Воятыцкого также напоролся на мину. Взрывом разорвало правую гусеницу. На какой-то миг экипаж потерял способность действовать, смолк, оглушенный, но оказалось, что все, к счастью, живы, никто даже не ранен…