Они овладели уже почти всей деревней, но атака захлебнулась. Гвардейцы заняли позицию перед поврежденными танками, обезвредили несколько мин, стали окапываться.
Савин и Миронович через нижний люк вынесли контуженого Тилля и раненого, потерявшего сознание Гаща. Со стороны леса по следам гусениц бежал подпоручник Бархаш. Он приказал забрать раненых. Уцелевшие машины медленно отошли в лес. Бархаш принял командование над неподвижными тапками.
— Орудия в порядке. Снаряды есть. Здесь будем защищать деревню.
Танки 124 и 127 на поврежденных гусеницах, словно раненые животные, поползли: первый — немного вперед, а второй — назад, чтобы занять лучшие позиции.
Гвардейцы, наблюдавшие за своими товарищами-танкистами, пришли к машинам с фляжками водки.
— Выпьем за тех, кто погиб, и за живых. Деревню все-таки взяли.
Никто из четырех экипажей, которые в три часа дня пошли в атаку на Ходкув, не слышал, как многократным эхом загремели выстрелы по всей линии фронта от Эвинува до Мариамполя. Это дивизия «Герман Геринг» снова пошла в атаку.
Отсутствие документов не позволяет утверждать, что планы командования дивизии предусматривали также удар, направленный на участке между Разъездом и Ходкувом, вдоль Радомки.
Держу пари, что так было, но не хочу свои предположения выдавать за факты. Можно только выдвинуть гипотезу, что удар польских танков с десантом советской пехоты на Ходкув сорвал готовящуюся на этом участке атаку.
Западнее же Эвинува под прикрытием огневого вала и при поддержке авиации двинулись цепи пехоты и танки, нанося удар по позициям 35-й гвардейской дивизии и 142-го полка 47-й дивизии. Нетрудно предположить, что главные усилия были направлены на расширенно и углубление бреши в районе Студзянок.
Изменение приказов
3-я рота 1-го танкового полка через несколько минут после окончания переправы, то есть примерно в час дня, получила назначение в 35-ю дивизию и маршрут перехода.
Прежде чем двинуться, Сташек Дротлев, воспользовавшись тем, что машины 3-го взвода заправлялись, созвал экипажи и провел первое политзанятие на западном берегу Вислы.
— Ребята! Рота Тюфякова ведет бой со вчерашнего дня. Истребила три немецких танка. Получила благодарность от командира 47-й гвардейской дивизии полковника Шугаева. Что скажете на это?
— У них преимущество — раньше переправились! — закричал плютоновый Турецкий, высунувшись из танка.
— К вечеру сравняемся, — сказал спокойно хорунжий Дацкевич — командир машины 133.
Потом они сразу же сели в машины и поехали. Дорога была довольно спокойная. Артиллерия прощупывала то впереди, то сзади, ведя огонь без наблюдателен, а самолеты были заняты другими целями. Только около Ленкавицы, у самого финиша, попали под бомбы «юнкерсов».
Танкисты знали, что времени у них немного, поэтому Дротлев остался у машин и, не обращая внимания на налет, вместе с плютоновым Бомбербахом регулировал движение, указывая машинам места под деревьями.
Тараймович и Хелин отправились искать командира советской дивизии. Фольварк у прудов они нашли быстро. Командный пункт находился в подвале. Молоденькому лейтенанту, который представился им как адъютант командира, объяснили, кто они. Из укрытия тотчас же вышел генерал Кулагин — свежевыбритый, в чистом отутюженном мундире, с орденами на груди. Он был на голову выше их, широкоплечий, улыбающийся.
— Привет, польские танкисты! — крепко пожал им руки и, посмотрев на часы, сразу же начал объяснять, какая их ждет задача.
Они должны были лесом с запада подъехать к Студзянкам и вместе с 1-м батальоном 100-го полка организовать сильный узел обороны.
Кулагин не скрывал, что положение тяжелое, что прерывается связь, что противник в любой момент может пойти в атаку, а резервов нет и люди до предела изнурены боями.
Возвращаясь в роту, они молчали.
Машины, серые от пыли, были укрыты в саду, в тени разрушенных домов.
Дротлев встретил командира роты у головного танка Т-34, расправил комбинезон под ремнем, но вместо того, чтобы как следует отдать рапорт, тихо сказал:
— Мы потеряли Костека. Осколком бомбы наповал…
Капрал Константы Рускул, стрелок из танка 133, был одним из самых молодых в роте: ему было всего девятнадцать. Тараймович сделал движение, словно хотел уже идти посмотреть, но сдержался и спросил:
— Как остальные?
— У машины 132 Лотовского разорвана гусеница. Ремонтируют. Остальные в порядке. Запасные баки я приказал сбросить.
— Хорошо. В таком случае — по машинам…
Подняв клубы пыли, наискось пересекли поле, покрытое стерней, минули фольварк, по узкой просеке въехали в лес. Лес был густой, поросший ольшаником и буком, влажный. Несколько снизили скорость.
Дротлев, стоя на броне танка Дацкевича, оглядывался назад. От колонны далеко отстали два танка. Может, и едут, только за пылью не видно. В лесу пыль осела, но теперь мешали ветки.
Слева, за стеной деревьев, вдруг сорвался ураган огня. Появились немецкие пикирующие бомбардировщики. Дротлев испугался, что заметят колонну, однако у самолетов была какая-то другая цель, и они, круто пикируя, исчезали за лесом.