Ступени

«Стальная» политика привела в середине 30-х годов к беспрецедентным кровавым репрессиям. Ни о каком правопорядке тогда всерьез и говорить не приходилось. Чрезмерное усиление какого-то одного карательного института и его бесконтрольная деятельность чреваты подобными извращениями. Именно тогда и был заложен нравственный фундамент нынешней мафии. «Воры в законе» рассматривались как более безобидные элементы, нежели «враги народа». Уголовники величали политических не иначе как «фашистами». Получили распространение напыщенные мифы типа: «Советская „малина“ врагу сказала — „нет“!» В лагерях «блатной» люд господствовал над «ортодоксами»…

Увы, и после Начала Реабилитации были допущены кое-какие перегибы. Уже в «другую степь». В начале 60-х годов прошел целый ряд необоснованных освобождений от уголовной ответственности, порой даже за совершение тяжких преступлений. Реальные меры наказания заменялись «общественным воздействием». Прекраснодушествуя, общество не разглядело приступа безответственности. Попытка ликвидировать преступность — весьма непростое социальное явление — за исторически ничтожный срок, предпринятая во времена Хрущева, отрицательно сказалась на состоянии законности и правопорядка.

Началось цементирование мафии на низовом уровне. Вчерашние маленькие берии становились предтечами нынешних чурбановых. Если их и боялись, то лишь «маленькие люди» или нечистые на руку. А руководителям и функционерам эти «стражи закона» старались угождать, стремясь не мытьем, так катаньем купить их поддержку. К середине 70-х мафия оформилась как социальное явление, хотя этому процессу сопутствовала некоторая стабильность в борьбе с «общей» преступностью (убийствами, изнасилованиями, грабежами, кражами…).

И наряду с этим наблюдалась поразительная запущенность наиболее опасных должностных преступлений (хищений, взяточничества, приписок). Борьба с ними осуществлялась недостаточно активно. Музаффаровы сажали в основном «стрелочников» самого низкого ранга, чтобы «выпустить пары». Вне уголовной досягаемости оставались сановные организаторы этих преступлений. Прикрываясь порой своим должностным положением. Или связями в бюрократическом механизме правоохранительных органов. Уютно себя чувствовали, чего греха таить! К началу 80-х картина сложилась еще более грустная. Начался быстрый рост организованных должностных преступлений, все более вялой становилась борьба с ними. Правоохранительные органы лавировали, приспосабливались к господствующим в обществе тенденциям, старались не омрачать общей фанфарной картины мнимого благополучия, тщательно и трусливо обходили «запретные зоны». А то и сами превращались в «крестных отцов» местных преступных кланов.

Понятие «двойной законности» возводилось в Принцип. Брежневско-сусловское окружение не стесняясь варилось в соку взаимных подарков, без счета соря дорогостоящими ювелирными украшениями. Они коллекционировали лимузины и меха, а ленинские идеи о неотвратимости наказания, о равенстве граждан перед законом, независимо от занимаемого в обществе положения, рангов и приобретенных регалий, превращались в нечто столь же расплывчатое, как и драгоценный фимиам, воскуриваемый всеми подряд новоявленному лауреату Ленинской премии.

Свои люди (I)

Дифференцированное применение норм Уголовных кодексов к различным по положению лицам подрывало авторитет Советской власти в глазах народа, дискредитировало один из основополагающих принципов социализма — принцип социальной справедливости. Казалось: навеки сложилась каста «неприкасаемых» — руководящих работников, для которых суровые требования закона стали попросту забавной фикцией. Даже робкие попытки вывести этих вельмож и их детей на чистую воду пресекались на корню раздраженной «командой сверху», а лица, проявлявшие принципиальность, такие, как заместитель Генерального прокурора СССР В. Найденов, предавались гонениям и шельмованию.

Каждый на своем месте, подобно Каримову, препятствовал борьбе с хищениями, взяточничеством, приписками. Время от времени, правда, кто-нибудь из вельмож «прокалывался», и его тихонько провожали на пенсию — проживать нажитое на уютной многогектарной даче.

Власть и деньги стали синонимами. Кресло кормило и одевало. А с другой стороны, за деньги можно было приобрести должность. Одним словом, плутократия. Но власть богатых приводит лишь к дальнейшему расслоению. Повышались ставки в игре. За высокое кресло надо было платить все больше и больше. Главное, чтобы в орбиту кресловращения не попадал чужак.

Здесь, пожалуй, стоит повториться. Каримов, допустим, очень строго подбирал людей. В «бухарском деле» десятки характерных эпизодов и деталей, демонстрирующих технику «противоестественного отбора». По признакам «слабины» или «гнильцы». Часто сложившаяся система заставляла людей «прогибаться». Сам Каримов, когда-то ставший жертвой этой системы, превратился затем в ее верного проводника.