Ступени в вечность

— Первый в Храме Ашанкара сказал: каждому — свое, — безжизненно прошелестела Маритха, отчаянно сожалея о своей глупости.

Подумаешь, Ведатель. И правда — чего уж бояться-то? Однако боязно…

— Да, — его высокая шапка качнулась вперед, — каждому. Твоя мать свое получила. Ты, я вижу, тоже. И ему, старику твоему, тоже обрести свое… было бы полезно. Ты зря отказалась, Маритха. Щедрость в нашем мире — вещь редкая. Вряд ли кто-нибудь еще предложит тебе подобное. До самого конца.

Такая редкая, что в нее не верится, подумалось Маритхе. И никогда не поверится.

— Ведь я-то от него благо получила, — упрямо качнула она головой. — Он наш с Иганом союз освятил, не отказался.

— Открой глаза, Маритха!

Ведатель рассмеялся. Так же хорошо, как в самом начале. Без едкости и презрения, открыто, беспечно. Как почти никто никогда не смеется.

— До чего же ты глупа, если веришь в свои слова! — Внезапно, словно дубиной, огрел он девушку, уже было заслушавшуюся. — Освятил, говоришь? И где он, твой Иган? Освятил? И почему тогда ты в пустоши, а не в постели с мужем? Отчего не нянчишь первенца, а рвешься в Табалу, пограничный город, где находит приют всякий сброд?

— Его отец послал! — вскрикнула Маритха. — За золотом!

Этот человек отнимал у нее последнее, что осталось в этом мире, ее Игана. Отнимал то, что никто не в силах отнять, потому что подарено Бессмертными, и теперь ее навсегда. Ее, целиком и без раздела.

— Табала, женщина, не тот город, где свято чтят традиции, взлелеянные в Храмах. И Ведатели, что там обретаются, не похожи на других. Они… — хмыкнул опять незнакомец, — практичнее. Хитрее. Оказавшись там, я не стал бы надеяться на слова, сказанные три года назад в Ашанкаре.

— А ты из Табалы? — с трудом выговорила девушка, не желая понимать остального.

— Нет.

— Тогда откуда знаешь?

— Бывал. И не раз. Сама увидишь.

И больше ни слова.

Теперь Маритха уже не могла успокоиться. Встревожил, взбередил все раны, все темные подозрения и замолчал! Она ведь и сама все гадала, с чего бы отец Игана решился так нежданно услать ее нареченного, да еще в такую даль, будто во всей Великой Аданте не нашлось другого места. Зачем ему пытать удачу далеко в приграничье? Ведь Игану и так причитается половина мастерской отца Маритхи. Да еще половина дома. Вот как принесет вместе с ней дары в Храм Бессмертных, так все это ему и отойдет. С чего вдруг торговец так озаботился судьбою младшего сына, когда все только про старших и думают?

Маритха мерно покачивалась на теплой спине тарпа, но сон больше не шел, как ни гнала она непрошеные мысли. Даже заерзала, так захотелось спросить у спутника… Нет, не надо. Хоть бы словечко…

— Ведь ты же не глупа, совсем не глупа, женщина. Тебе ли не знать, что Ведатели редко дурные вести вслух возглашают. Кто же захочет родниться с такой семьей, как ваша? После такого пророчества? Кто захочет взять на себя чужое проклятие? Отец твоего нареченного не захотел, сам он — тоже. Никому не нужно такое счастье. Лучше бы старик не освящал вашего союза, помилосердствовал. Тогда твой Иган взял бы себе другую, а не бежал бы в такую даль. В Табалу скрылся, на самый край света, надо же!

— Он не такой! Он обещал! — почти простонала Маритха.

В ответ незнакомец только рассмеялся, равнодушно, мертво. Так, что кровь заледенела, а в пустоши и без того студено.

— Он не мог меня обмануть, — беспомощно повторила девушка. — Он слово дал перед Бессмертными. И потом перед Храмом обещал, что вернется.

— Значит, тебе не о чем беспокоиться! — снова насмешничал Ведатель. — Но почему ты не ждешь его в Ашанкаре, а бродишь по пустоши? Зачем тогда отправилась за ним, в далекий путь?

— Мне негде было ждать, — процедила Маритха.

Отец ее умер полгода назад, и муж Нихи, старшей сестры, взял под свою руку весь дом и мастерскую. Он не стал ее продавать, нанял человека, не такого уж знатного мастера, как отец, но дело понемногу шло. Маритхе из этого всего ничего не досталось. Пока Иган не вернется и права свои не объявит. Женщине только то полагается, что при муже перепадет. Таковы законы Бессмертных. А до тех пор, пока Иган не отыщется — жить Маритхе при родичах в бывшем отцовском доме… а теперь уже сестры… да не сестры, а мужа ее. Она там почти как прислуга. А как еще пять лет пройдет и истечет срок сговора, так она ни с чем и останется, служанкою Нихи. Сестриных детей будет нянчить, мужу ее угождать. Если кто-нибудь не подберет. А кому такая нищая нужна? Вот и решилась она в Табалу пробираться, Игана разыскивать.

— Что же не передала ему весть через родных? Зачем сама в путь тронулась?

— Отец его сказал — не шлет вестей мой Иган. А сам имеет ли от родичей — никто не знает. Уж слали ему весточки, слали…

Незнакомец только воротом всколыхнул, но ничего про это не сказал, хотя Маритха вся в слух обратилась. Вместо этого:

— Не женский путь. И как ты решилась, Маритха? И чем ты только всем им платила: проводникам, торговцам, хранителям?