Ступеньки

— Я подумаю, — деловито ответил Эдвард. — Пораскину мозгами. Выберу, что я хочу получить от жизни. Может, мне не понадобится невеста. Может, она мне понадобится лет в сорок пять, когда я совершу то, что задумал и ещё задумаю.

— Уж не задумал ты захватить мир? — пошутила я.

— Нет, что ты! Знаешь, до знакомства с тобой у меня были такие мысли, но увидев, как ты дерёшься, я раздумал. Буду заниматься мирным фермерским трудом, помидоры выращивать, изучать глубоководных рыб, — Эдди весело и весьма художественно засвистел.

— Почему глубоководных рыб?

— Они мне нравятся. Особенно удильщики. Это такие рыбки с серьёзными мордами, они плавают на глубинах, где давление в несколько тысяч атмосфер. Подсвечивают всё вокруг себя лампочкой, а на эту лампочку прибегают любопытные рыбёхи поменьше. Удильщики их хап — и обед съеден. Хотел бы я быть таким удильщиком, — глаза Эдди стали совсем мечтательными.

— Нарекаю тебя Удильщиком, сэр Эдвард Симони! — я коснулась ребром ладони сначала одного его плеча, потом второго, потом макушки головы.

Сэр Эдвард Симони был очень доволен.

Мне предстояло поговорить с Майло. В первую очередь извиниться, что я давно не появлялась на базе и так и не узнала, что за задание он хотел мне дать. Ещё я хотела поговорить с Грифоном. Про русалок, которые летают дымом. Про Мрию. И про её дядю. Грифон работает в морге. Возможно, видел труп.

Я позвонила сначала в дом Ривелов в дверь, будучи уверенной, что Пит и Джейн там, и наверняка начнут меня журить, что же я так долго к ним иду. Но дверь открыли близняшки Маргарита и Сюзанна. Обе гиперактивные девятилетние озорницы подпрыгивали то на одной ноге, то на двух, а то на трёх — всего на двоих у них четыре ноги, а казалось, что все восемь, как в сказке про Восьминогого Зайца. Они мне задали вопрос с многозначительным видом:

— А чегой-то ты одна?

— А где Пит? А где Джейн?

— Они тебя послали арьергардом?

И откуда они слово такое сложное из военной истории выучили — арьергард? Хотя, это не удивительно, ведь их мать госпожа Ривел — светило медицины, а отец — гениальный программист.

Одна из близняшек выскочила на улицу, принялась озираться по сторонам. Другая вопрошающе смотрела на меня. Через секунду они поменялись местами — первая заскочила в дом и принялась смотреть на меня, вторая побежала на улицу. Я ровным счётом ничего не понимала — что у них за игра такая.

— Я пришла к Питу, он дома? — спросила я.

— Нет, он ушёл гулять. С Джейн и с тобой.

— Э… мы не ходили гулять. Мы, наверное, разминулись. Меня не было дома, я ездила кое-куда. С Питом мы только днём говорили по телефону, ещё не виделись.

На меня вылупились четыре абсолютно одинаковых глаза. Удивлённых. Потом близняшки хором заверещали:

— У кого-то провал памяти! Наверное у тебя! Ты же заходила сама за Питом и Джейн. Да, заходила ровно в шесть! И вы пошли гулять.

— Я заходила в шесть? Э…

У меня перед глазами всё поплыло. От нахлынувшего дежа-вю. Как в школе, когда кто-то запер меня в раздевалке. А потом несколько одноклассников — Нэнси, когановская шайка, сказали, что я в этот момент была в другом месте. У меня что, правда провалы в памяти? А вдруг у меня на почве всех этих расследований развилась шизофрения?

Однажды один коллега рассказывал дичайшую историю из практики ТДВГ. Она произошла лет тридцать назад. Один частный детектив ловил маньяка. Он составил целую карту-схему его действий, шёл по пятам, но каждый раз маньяк опережал его на шаг и убивал очередную жертву. Детектив был горд и привык работать один. Его начальство настояло дать ему напарника. Через несколько дней напарник был найден мёртвым — по почерку его убил тот же маньяк. Детектив ничего не понимал, пока не стали более тщательно расследовать смерть напарника. Выяснилось, что маньяком и был детектив. У него была множественная личность.

Мне стало страшно. Я что-то пробормотала девчонкам и пошла домой.

Там я достала лист бумаги, тщательно расписала события сегодняшнего дня, по часам. То, как я пришла из школы, и мне позвонили сначала Пит, потом Эдвард. То, как я ехала в метро до Серебряной улицы. То, как мы с Эдди сидели в кафе. Мы сидели с ним примерно с шести до семи вечера. В семь я поехала домой, снова на метро — от Серебряной улицы до Хороший Путь. И около восьми я звонила в дверь Ривелов. Никаких провалов. Всё по часам. Если только я не выдумала Эдди и нашу встречу.

Я посоветовала в кафе на Серебряной Эдди отдохнуть. Похоже, отдых требуется мне.

Тут я вспомнила то, что вылетело у меня из головы. Вечеринка у Джиллса! Ещё днём я решила на неё идти. Но сейчас — я не могла туда идти физически. Надо позвонить, предупредить, что меня не будет. Ребята, конечно же, будут жутко недовольны, выскажут мне в понедельник в школе своё «фи». Мол, наобещала — и не пришла. Но что тут поделаешь? Такова жизнь. Я набрала номер Джиллса.

Никто не подходил долго. Я сбросила. Наверное, не слышат. Надо ещё попробовать. Во второй раз повезло, подошёл Коган:

— Жаберный притон слушает, — он уже навеселе.