Стыд

Быть может, в последний раз видимся, подумал Лузгин, глядя вслед уезжающей «Волге» с номерами городской администрации. Хорошо катаются бандиты, заключил он, вытаскивая пачку сигарет. Как ни обшаривал он себя, ни охлопывал, но зажигалка все не находилась. Не возвращаться же… Он пошел по мосту на ту сторону, где за сберкассой пристроился новый магазин, размышляя по дороге, куда ему потом направиться: идти на службу не было причин, работа ждала его дома, звонить по номеру было рановато, да и не собирался он сегодня. Значит, домой. И надо позвонить жене: который день уже не появляется у родителей, только по телефону, но его ни разу не позвали — значит, не просила. Что за демарш? В конце концов, он и сам позвонит, он не гордый, но звонить-то придется на квартиру Важениных. А каждый раз, когда он, пусть не часто, но звонил туда, и его голос узнавали, в телефонной трубке глубоким вдохом нарастало ожидание: вдруг вот сейчас он скажет наконец… Лузгин злился и потому разговаривал сухо и коротко.

У крыльца магазина двое молодых парней в теплых кожаных куртках с черно-красными повязками на рукаве сунули ему в руки глянцевый листок размером с открытку, покрытый мелким текстом. Он попробовал прочесть, держа листок по-стариковски на отлете. Огромный милиционер с нахмуренным лицом, стоявший на ступеньках, приглашающе повел толстой рукой. Лузгин кивнул ему и продолжал читать.

— Входите, гражданин! — сурово повелел милиционер. — Не поддавайтесь провокации.

Парни стояли молча, глядя Лузгину в лицо. Он приметил на углу милицейский автобус с пятнами лиц за немытыми стеклами. Поднимаясь по ступенькам, Лузгин скомкал бумажку и бросил в мусорку у дверей. В листке русскоязычное население города предостерегалось от посещений магазинов, открытых нерусскими на деньги от наркоторговли. Когда Лузгин с двумя (на случай) зажигалками в кармане вернулся на крыльцо, не было ни милиционера, ни парней, ни автобуса, лишь на грязном снегу под ступенями валялась черно-красная тряпочка. Надо бы сказать Земнову, подумал Лузгин, что нельзя такие вещи печатать на дорогой бумаге.

Его довольно громко и весело окликнули; публицист-фельетонист Саша Разумнов приближался, махая руками. Был он изрядно оживлен, при контакте догадку подтвердил крепким запашком. Лузгин непроизвольно глянул через реку: огромные новые часы под крышей «Империала» показывали чуть за полдень. Похоже, Саша полечился со вчерашнего и намерен активно продолжить.

— Ты чего здесь торчишь? — спросил Разумнов вместо приветствия. — Пикет видел? Менты загребли?

— Наверное, — сказал Лузгин и пальцем показал на тряпочку.

— Вообще-то я их понимаю. — Фельетонист потыкал тряпочку носком ботинка. — Но что поделаешь, другой нормальной лавки в округе нет. Столько пойла паленого в городе развелось, травануться — раз плюнуть!.. Свободен? По морде вижу, что свободен. Жди меня здесь, я в пять секунд — и к нам в редакцию. Мужик знакомый из Сургута приехал, ты его знаешь, но кто — не скажу, сюрприз, в пресс-службе президента окопался, такие байки травит — закачаешься. Там-то нельзя, там под контролем, а здесь второй день расслабляется… Водка, виски?

— Я не пью, — сказал Лузгин. — А что редактор? Не гоняет?

— А он как раз в Сургуте! — засмеялся Разумнов. — Ты что, заболел? По морде не понять…

— Да разное, — сказал Лузгин, и получилось так, как будто он оправдывался в чем-то неприличном. Разумнов вгляделся в него изучающе, и тут же недоверие в его глазах сменилось хмельной беззаботностью.

— Да хрен с ним, пошли, просто так посидим, поболтаем. Захочешь — выпьешь, не захочешь — нет. Давай, давай, я людям непьющего Лузгина покажу — когда еще такое будет!.. А ты в курсе, что Герку снимают? И Юрка это подтверждает…

— Какого Герку? — опешил Лузгин. — Иванова?

— Давай, пошли, там все узнаешь…

— Да погоди ты…

— Не, здесь рассказывать не буду, хрен тебе, давай на полусогнутых! О, кстати, ты же в висках понимаешь? Пошли, поможешь выбрать. А то ведь вы, маэстры, народную водку-то жрать не желаете…

— А Юрка — это кто? — спросил Лузгин, когда под жутким ветром шли по набережной в сторону редакции. — Не Логинов ли, часом?

— Увидишь, — сказал Разумнов, косо заслоняясь от ветра приподнятым воротником. — Ну на хрен, больше не пойду, пусть сами бегают.