Стыд

– Старая мадам Сабль знает все новости обо всем и обо всех. Ее покоиныи супруг был мэром Бурпеля несколько сроков подряд.

Мы выехали на D10.

– И все-таки я чувствую себя неловко, занимая ваше время, Анри, – вздохнула я.

– Пустяки, – ответил Моро, – мне приятно ваше общество, Ева. Если нужна помощь, обращаитесь, я всегда к вашим услугам.

– Спасибо, это очень мило с вашеи стороны, Анри.

Взгляд Моро оторвался от дороги. Он мельком взглянул на меня, синие глаза блеснули.

– У вас поменялось настроение, Ева. Что-то произошло, пока меня не было?

Я пожала плечами и вздохнула:

– Ничего особенного не произошло. Просто мне пока трудно обвыкнуться в незнакомом месте, и я немного устала от переезда.

– Вы отпустили приходящую прислугу, чету Каше. Может, напрасно? Они помогли бы вам на первых порах.

– Возможно. Но я трудно схожусь с незнакомыми людьми. Да, и потом, я отпустила их всего на несколько днеи, пока не обвыкнусь. Скажите, Анри, вы давно посещали шато?

– Не считая прошлого раза вместе с вами, год назад, когда мадам Нинон решила оставить шато «Колло» вам.

– Как вы общались?

– По скаипу. Через поверенного. К тому моменту, как мадам Нинон обратилась в нашу контору «Моро & сын», она уже год была прикована к кровати. Она слегла после перелома бедра и жила только благодаря заботам сиделок. Мадам позвонила моему отцу, которого знала до отъезда, и попросила организовать сделку.

– А как она узнала обо мне?

– Не знаю. Она просто прислала мне вашу фотографию с соответствующими распоряжениям.

Мне показалось, что Моро что-то не договаривает.

– Скажите, Анри, а что за история с винными складами Наполеона? Они деиствительно существуют?

– Уверен, что существуют.

– Откуда такая уверенность?

– Супруг мадам Нинон искал вход в подземелье. Он был буквально одержим, перерыл весь сад. Даже нашел старое пушечное ядро времен Наполеоновских воин. У него могла быть карта подземелья.

– Но мадам Сабль сказала, что все бумаги и карты сгорели еще в Первую Мировую, когда в старои мэрии вспыхнул пожар!

Моро усмехнулся:

– Старая сплетница Сабль говорит правду. Мэрия сгорела, но не все документы хранились в архиве. Часть бумаг держал у себя в сеифе старыи барон Колло. Он вполне мог передать их своему сыну Колло – мужу мадам Нинон. Возможно, что-то есть и в церковном архиве. К тому же, секретарь барона, прохвост Жарни, тоже мог что-то знать.

– Отец Жиля Жарни?

– Она вам и про него рассказала?

– Ну да, – ответила я смущенно. – Значит, барон Колло нашел вход в подземелье.

– Почему вы так думаете?

– Если бы не нашел – был бы жив.

Моро пристально посмотрел на меня:

– Вот что значит свежии взгляд со стороны. Вам бы в полиции служить.

– А вы имеете отношение к полиции, Анри?

– Прямого – нет.

– А что за семинар вы ведете?

– С января в Пуатье слушается ряд дел о домашнем насилии. А в феврале начался мои семинар. Семинар проходит по пятницам. Судебные заседания идут с понедельника по четверг. Тема дискуссии: достаточно ли для прощения преступника осмысления им содеянного и может ли это служить смягчением наказания. Когда жертва насилия становится соучастником преступника. Когда к жертве насилия относиться как к соучастнику и правомерно ли это. Где находится эта тонкая грань и как определить ее в правовом аспекте.

– Жертва насилия может стать соучастником? Как это?

– Если не может защитить своих детеи, например. С правовои точки зрения это почти недоказуемо. Жертва есть жертва. Во всяком случае, в разное время принятые законы могут по-разному рассматривать преступление.

– Разве могут?

– Таких примеров множество. Например, в нацистскои Германии надсмотрщики и палачи в концентрационных лагерях не осуждались определеннои статьеи закона в уголовном кодексе, хотя отправляли в печи сотни невинных людеи. За это не предусматривалось наказания. Но после падения Третьего Реиха они были осуждены в их же стране.

– Интересно. Вы деиствительно верите, что преступник может раскаяться в содеянном? Вероятно, нужно обладать недюжиннои эрудициеи, чтобы убедить в этом окружающих.

– Однои лишь эрудиции недостаточно. Для этого и ведутся судебные заседания и семинары. Мы рассматриваем и разбираем реальные дела, произо- шедшие в жизни. Право – это не только текст закона, но и то, что реально соблюдается обществом, в котором существуют нормальные моральные нормы. Домашнее насилие – тема очень скользкая. Ее очень трудно разбирать.

– Не очень-то приятная тема.

– Кто-то должен об этом говорить. Я уверен, что мы заняты хорошим, нужным делом. Во всяком случае, это интереснее древнего римского права и нудных статеи торгового права.

– Я бы не смогла абстрагироваться от ужасов преступления.

Моро говорил спокоино, но я чувствовала, что это спокоиствие дается ему с трудом. Он улыбнулся:

– Убрать эмоциональную составляющую сложно, но возможно. В конце концов, мы с вами не такие уж разные. Думаю, у нас много общего. Мы, каждыи по-своему лечим людеи. Я – доктор права, а вы – доктор медицины.