Суббота Воскресенского

– Давайте сохраним интригу.

– Хорошо.

Шампанское было допито, и пустые бокалы оставлены на столе. Официант обслуживал новых гостей, а Полина, ведомая Шевцовым, пошла дальше. Следующую, отделанную в голубых тонах, весьма просторную комнату можно было назвать гостиной. Стены ее украшали старинные зеркала и картины, а вот из мебели имелись пара стилизованных под старину диванов, несколько консолей и дюжина стульев – все новоделы. Зато это позволяло гостям свободно пользоваться предметами интерьера. Полина искренне похвалила задумку.

Народа в гостиной собралось гораздо больше, чем в комнате с фуршетом. Именно здесь уже велись негромкие разговоры. Некоторые гости знали профессора и подходили к нему поздороваться. Шевцов неизменно целовал дамам руки, исправно отвечал на вопросы о жизни, университете и неожиданном снегопаде, не забывая при этом представлять Полину. Полина снова начала проваливаться во временную дыру.

На консолях – витые канделябры с лампочками, стилизованными под свечи, снег за окном, нарядные, обмахивающиеся веерами дамы, звуки скрипки из соседнего зала – все это дарило свою непередаваемую атмосферу.

Веера у большинства дам были не сувенирные, а подобранные в тон к платью. Да и сами наряды, как заметила Полина, у некоторых сшиты из бархата или шелка, то есть специально, а не взяты по случаю напрокат.

Мушками же, в отличие от вееров, воспользовались многие. Причем, что удивительно, не только дамы. То есть молчаливый диалог между участниками вечера уже велся. К сожалению, кроме «величественной» – посередине лба, Полина не запомнила ни одного расположения черных точек. Так что все эти тайные знаки ни о чем ей не говорили.

Дамы, ожидая начала вечера, с увлечением читали какие-то листы, а потом передавали их друг другу и что-то говорили, словно обменивались новостями.

Пока Шевцов вел пространную беседу о грядущих парковых работах в Отрадном с невысоким, плотным мужчиной в парике, Полина взяла один такой лист. Потом второй, а затем и третий.

Это действительно было интересно. Стихотворением Сумарокова[20] она даже зачиталась.

Не грусти, мой свет! Мне грустно и самой,
Что давно я не видалася с тобой, –
Муж ревнивый не пускает никуда;
Отвернусь лишь, так и он идет туда.
Принуждает, чтоб я с ним всегда была;
Говорит он: «Отчего невесела?»
Я вздыхаю по тебе, мой свет, всегда,
Ты из мыслей не выходишь никогда.
Ах, несчастье, ах, несносная беда,
Что досталась я такому, молода;
Мне в совете с ним вовеки не живать,
Никакого мне веселья не видать.
Сокрушил злодей всю молодость мою;
Но поверь, что в мыслях крепко я стою;
Хоть бы он меня и пуще стал губить,
Я тебя, мой свет, вовек буду любить.

Выдержка из руководства по правильному поведению вызвала улыбку.

«Младый шляхтич или дворянин, ежели в экзерциции [в обучении] своей совершен; а наипаче в языках, в конной езде, танцевании, в шпажной битве, и может добрый разговор учинить, к тому ж красноглаголив и в книгах научен, оный может, с такими досуги, прямым придворным человеком быть.

Прямый придворный человек имеет быть смел, отважен и не робок, а с государем каким говорить с великим почтением. И возможет о своем деле сам предъявлять и доносить, а на других не имеет надеятися. Ибо где можно такого найти, который бы мог кому так верен быть, как сам себе. Кто при дворе стыдлив бывает, оный с порожними руками от двора отходит»[21].

А третий лист – сатирический, заставил восхититься.

«Отчего в прежние времена шуты, шпыни и балагуры чинов не имели, а нынче имеют и весьма большие?

* * *

Какою благодарностию должны мы французам, они нас просвещают и оказывают свои услуги и тогда, когда их не требуем.

* * *