Но на этом она не кончилась. Назавтра утром вызвал меня мой начальник. Авантажный такой, не очень приятный тип. Его у нас побаивались, но не по-хорошему, а так, за грубый и вздорный нрав. Все он норовил власть свою показать, все гнул силой.
Встретил меня недобрым взглядом, набычился. Руки не подал, сесть не предложил. С места в карьер: «Почему задерживаешь проект?!» Стал я объяснять: дескать, дело новое, сложное, а он и слушать не стал. Побагровел, грохнул кулаком по столу:
— Да что за вздор ты мелешь?! Кто тебе дал право срывать график? — А сам-то, уж я это точно знаю, в нем ни бум-бум. Иначе и вел бы себя по-другому.
Вначале я, признаюсь, обмер, растерялся, молча жду, пока пронесет грозу. А он распалился, кричит, кулаком об стол. Ты такой, ты сякой. Он меня гвоздит, а я не возражаю, но постепенно осваиваюсь с обстановкой. И мучительно пытаюсь вспомнить — на кого же он все-таки похож? Так и вертится в голове что-то очень знакомое, а вспомнить не могу. И вдруг вспомнил — батюшки, да это же тот самый манекен, которого я давеча так испугался. Только этот, правда, кричащий, живой. Ну да разницы в принципе нет.
Сказать по правде, раньше я от его крика тушевался — он меня парализовал, как кролика взгляд змеи, а тут меня разобрал смех. Стучи, думаю, кричи, никто тебя не боится.
— Ты чего смеешься? — опешил мой начальник.
— Да так, ничего. Просто вспомнил об одном смешном случае. Да это к нашему разговору не относится… Продолжайте, пожалуйста.
Он в недоумении наморщил лоб, соображает. Привык, чтобы перед ним пасовали, а тут нате вам — стоит и смеется. А чего смеется — неизвестно.
— Ладно, — сказал он наконец… — Иди. Но смотри у меня. Ишь, весельчак…
ФОТОГРАФИЯ
Еще за двести метров до дома по каким-то неуловимым признакам я почувствовал неладное. Ребятишки, игравшие на улице, при моем появлении разом умолкли и во все глаза уставились на меня. Даже дворовая собачонка, что всегда заискивающе виляла хвостом, тут, будто впервые увидев, с гнусным тявканьем бросилась мне под ноги. И все-таки я не был полностью подготовлен к тому, что случилось.
С легким стеснением в груди я открыл дверь в нашу квартиру. Здесь у обеденного стола собралось все мое многочисленное семейство — мать, отец, тесть, теща, моя жена, трое детей.
— Привет, дети! Здравствуй, Аннушка! Добрый день, дорогие папы и мамы! — наигранно бодро сказал я.
Ответом мне было гробовое молчание.
— Что-нибудь случилось? — спросил я, всей своей захолодевшей кожей ощущая неловкость и безотчетный страх.
— Да, — сказала жена ледяным тоном. — Что-то случилось. Мы всё узнали.
И тут только я заметил в руке у нее кусочек белой бумаги размером в половину листа школьной тетрадки. Жена повертела его в руке, и я догадался, что это фотография. Я все еще ничего не понимал, но уже, как это часто бывает с впечатлительными людьми, чувство вины и покорности судьбе овладело мной. Я как завороженный смотрел на фотографию.
— Что это? — пролепетал я, все больше и больше погружаясь в трясину страха.
— И он, подлец, еще делает вид, что ничего не знает, — крикнула она, больше обращаясь к детям и родителям, чем ко мне.
Согласитесь, что любой, даже самый волевой и мужественный, человек в подобной ситуации мог бы растеряться. Я никак не мог собраться с мыслями. Надо было что-то спросить, сказать, объяснить. Но что? В полной растерянности я ждал грозного удара…
Мама, моя бедная старенькая мама, со скорбью смотрела на меня. Папа понурился, словно сломанный несчастьем. Родители Анны смотрели на меня с нескрываемой ненавистью. Дети — с тайным сочувствием и интересом. Не скрою — еще ничего не зная, я уже заранее чувствовал себя обреченным и был готов признать за собой любую вину.
— Дай, — сказал я жене, протягивая руку к фотографии.
— На! — язвительно, будто бросила мне в лицо это слово, сказала жена, протягивая фотографию. — Полюбуйся на своего сына. А мы и не подозревали, что у тебя есть еще один ребенок. Мы думали, что ты верный, любящий муж и отец. Но как он умело притворялся! Столько лет выдавал себя за порядочного человека.
Я как оглоушенный смотрел на фотографию, на которой было запечатлено улыбающееся круглое лицо мальчугана семи-восьми лет.
— Посмотрите, как этот мальчик похож на него, — кричала жена. — Вылитый отец. Такие же лживые глаза и губы. Лучше бы я не родилась на свет, чтобы видеть все это. Лучше бы у меня отсохли ноги, когда я шла регистрироваться с этим обманщиком…
Я перевернул фотографию и прочитал: «Это твой ребенок, Коля». Коля — это действительно я. А ребенок — это действительно ребенок. Мой ребенок… Сомнений не было…