Субэдэй. Всадник, покорявший вселенную

Туракина о замыслах Бату и Субэдэя, конечно, знала, но не могла им активно противодействовать, столкнувшись с трудностями, преодолеть которые без такого влиятельного лица, как Субэдэй, было невозможно. Козырем его было то, что, несмотря на ненависть, которую к нему испытывала Туракина (пусть кто-то докажет, что убийцу отца и деда можно почитать), она нуждалась в Субэдэе как в союзнике в коалиции, направленной против партии брата Чингисхана Тэмугэ-отчигина, которому тоже не терпелось посидеть на великокаанском престоле. Субэдэя и Туракину объединяло то, что они выдвигали на роль Повелителя прямых потомков Потрясителя, в противовес другим их родственникам — отпрыскам Есугей-багатура. Кроме того, судя по всему, Туракина все-таки не имела того объема влияния и власти, чтобы в одиночку оттеснить, а по возможности уничтожить Тэмугэ-отчигина. Как говорил один известный деятель, они до поры до времени были «вынужденными попутчиками», понимая, что вместе смогут сохранить непрерывность обладания властью прямых потомков Чингисхана.

В истории Монгольской империи началась эпоха политических игр, наполненных драматизмом для одних и трагизмом для других. Субэдэй-багатур, являясь участником всего этого процесса, испытал и успехи, и неудачи, но неумолимо продвигал своего претендента, не считаясь ни с чем. Забегая вперед, следует сказать, что это свое последнее сугубо политическое противостояние он выиграл и Мункэ стал Великим кааном. Субэдэй выиграл, хотя к тому времени уже несколько лет как скончался. Много ли в мире найдется полководцев, которые сумели одержать верх над противником после своей смерти?

Накалу политических страстей, закрутивших свой водоворот во времена регентства Туракины и краткосрочного царствования Гуюка, могли бы позавидовать древние греки и римляне вместе взятые. Если в конце XII века Монголия бурлила, выплескивая из своей глубины «людей длинной воли», кинувшихся завоевывать вселенную, то полвека спустя она бурлила в обратном направлении — сыновья «пассионариев» делили эту вселенную. И хотя впереди были грандиозные победные походы против арабов и китайцев, еще предстояло возвышение династии Юань во всем ее блеске, та «заматьня», происходившая с 1242 по 1252 год, показала уязвимые точки государства, созданного Чингисханом.

Субэдэй-багатур являлся одним из самых значимых, но в то же время и скрытных участников той политической схватки, он был кукловодом, манипулирующим марионетками, оставаясь при этом в тени. Истинная роль Субэдэя выяснится позже, доказательством того, что за всей чехардой при дворе Великого каана стоял именно он, будут действия Урянхатая, перенявшего от отца его связи и функции и обеспечивавшего утверждение Мункэ на престоле. Но это произойдет лишь в 1251 году, а тогда, зимой 1243/44 годов, Субэдэй прибыл в Монголию и, изучив обстановку на месте, обнаружил, что Туракина произвела массовые перестановки в среде высокопоставленных чиновников. В первую очередь был отстранен от власти главный советник Угэдэя Елюй Чуцай, который скончался в 1243 году, находясь в опале. На месте канцлера по воле Туракины оказалась некая Фатима — скорее всего, персиянка по происхождению: наступило время, когда ключевую роль в управлении империей начали играть женщины. Так, жена Гуюка Огул-Каймыш, кстати меркитка, в этом дамском обществе обрела свою нишу, умудрившись после смерти мужа три года регентствовать. Все они — и Туракина, и Огул-Каймыш, и Фатима — представляли из себя активных противников дома Толуя, а следовательно, и Субэдэя, но у того в среде прекрасного пола был по-настоящему сильный союзник — Соркуктани, мать Мункэ, Хубилая и Хулагу, особенно ненавидевшая Огул-Каймыш, которую, впрочем, по ее приказу в 1252 году утопили. Все эти четыре женщины, каждая в свое время и по мере возможностей, в течение 10 лет управляли империей, творя суд и расправу, изгоняя одних и возвеличивая других. Туракина, скорее всего, была причастна к отравлению Ярослава Всеволодовича, а Огул-Каймыш благоволила его сыну Андрею. Можно однозначно утверждать, что время «бабьего царства» в Монголии было чрезмерно насыщено политическим противостоянием и бесконечными интригами, которым Клеопатра или Екатерина Медичи могли бы поучиться у своих «царственных сестер».

Представлял ли Субэдэй из себя «кавалера» в столь пестром женском обществе? Конечно, нет. Женщина для него была чем-то сродни добыче или награде за труды. Примером тому пожалованная Субэдэю в жены Угэдэем принцесса Тумегань, ну а при ритуалах и «политесу», заведенных к тому времени в Каракоруме, и поклоны, и ползание на коленках перед троном во время официальных приемов были делом обыденным и само собой разумеющимся. Несомненно, Туракина получала достаточную толику удовольствия, наблюдая с места регентши, как перед ней раскланивается главный враг ее рода, ее кровник [164].