Субъект. Часть четвертая

Вспоминал кроткую и молчаливую саамку, которая уже с первых секунд нашей внезапной встречи вела себя так, как могут вести себя девушки только в отчаянных грезах подростка.

И статую мыслителя в кухмистерской Айсберга я тоже вспоминал. Инициалы ее скульптора, которые я не помнил, были испещрены так, что невозможно было прочесть. Но его фамилию тогда я все же разобрал. Точь-в-точь в момент, когда уже и сам внезапно вспомнил. А вот имя, которое мое воображение так и не отыскало в памяти, осталось невнятным, неразборчивым, стертым…

– Символизирует род нашей деятельности, – сказала тогда проекция, самый первый антагонист в моей только начинающейся приключенческой грезе. И как только в крепко задумавшемся лице статуи, что нависало надо мной, в ее позе, я тогда не разглядел намек на все то, что происходило вокруг…

В ноздри ударил сильный запах хлора. И снова он, невидимый источник, что периодически преследовал меня. Все это время я гадал, откуда же он мог взяться, было ли это обонятельной галлюцинацией или же потусторонним предвестником беды… точнее, не беды, а очередного повода для нескончаемых приключений…

Я искал тогда несуществующую закономерность, гадал о его природе. И только сейчас, с этим недавним откровением, на которое нельзя теперь закрыть глаза, все стало до смешного очевидным…

Я просыпался…

Где-то рядом елозили по полу. С трудом разлепив глаза, слипшиеся и отвыкшие от настоящего света, я медленно повернул голову набок. Уборщица ополоснула тряпку в ведре с хлоркой. Заметив, что я на нее смотрю, она ахнула. Швабра гулко стукнулась о белоснежный кафель. Еще через мгновение он выбежала из палаты, а в коридоре эхом разлетался ее крик:

– Очнулся!.. Он очнулся!..

Бот* – комп. Программа-робот, выполняющая заданный набор действий по заданному алгоритму, без возможности импровизировать или прибегать к альтернативным методам решения в случае отклонения от инструкций или непредвиденного сбоя в самой системе.

Камео* – театр. Эпизодическая роль в пьесе.

Глава 15 Субъект

Дверь скрипнула, и в кабинет скользнул еще один невропатолог. Украдкой покосившись, я его узнал. Этот курировал меня с самой школы. Он тоже меня узнал и попытался ободряюще улыбнуться, но у него не получилось. Я отвернулся, не желая вспоминать все связанное с ним, и снова принялся колупать подлокотник кресла. Ногти были длинные, отросшие за неделю, мне не терпелось их остричь.

За столом напротив негромко совещалась врачебная комиссия, которую возглавлял доктор Брозэф. Было это его вымышленным псевдонимом или настоящим именем, я так и не выяснил. В жизни его волосы были тусклее и намного короче. На лице больше морщин. Из-за альбинизма сложно было в точности предположить его реальный возраст, но не было никаких сомнений, что он уже весьма не молод. Склонившись над моей историей болезни, он то и дело поднимал голову и смерял меня задумчивым взглядом.

На кушетке рядом с ним располагался странный прибор, смахивающий на помесь осциллографа, громоздкого сервера и игровой приставки со шлемами виртуальной реальности. На бортовой части было написано Магион. Я не переставал на него неверяще поглядывать. До сих пор мне это казалось невозможным. Как можно, пусть даже и с помощью какого-то хитроумного и навороченного прибора, фактически считывать мысли человека и внедряться в их ход под видом своего… А еще я не прекращал с холодком думать, сколько бы еще мне пришлось бродить в мире уже порядком исчерпавших себя грез, если бы доктор ко мне так и не подключился…

Наконец, врачи один за другим потянулись на выход, пока мы не остались с доктором Брозэфом наедине. В воздухе отчетливее проступило усыпляющее жужжание люминесцентных ламп. Доктор заметил, что я с интересом разглядываю его прибор на кушетке.

– Совершенно необыкновенная технология, – тихо произнес он, – простая и гениальная. Но довольно-таки специфичная… До некоторых пор ее предназначение казалось непонятным, однако ей нашлось широкое применение в современной психиатрии. Она открывает дверь в субъективный мир пациента в самом буквальном смысле. Позволяет в тонкостях прочувствовать искажения его мировосприятия. Понять его… А разве не к этому сводится вся суть лечения? Доподлинно понять причину – и только потом ее искоренять…

Я молча обомлевал, слушая эти слова. Мне казалось, я уже слышал их где-то раньше. Где-то за кофейным столиком…

– Как я уже и говорил, технология не распространена, – продолжал Брозэф. – И если бы однажды не твое блестящее выступление на одной из научных конференций в столице, я бы про тебя никогда не узнал и, боюсь, никогда бы сюда и не поехал. Но своих, как говорится, не бросаем…

Я медленно колупал подлокотник, хотя внутри был собран, как перед смертельным броском. Доктор нагнулся к прибору, любовно смахнув несуществующую пыль с кнопочек на панели.