Однако объединение этого чувства с другими, особенно со зрением, как оказалось, многократно усиливало эффект. Казалось проще самому себе внушить, что колпачок попросту следует за моим взглядом.
Также эффект усиливало воображаемое воздействие, когда я, словно дирижер, проделывал различные движения руками, кистями, пальцами…
Я заставлял колпачок парить вокруг ладони, а пальцы мои подергивались, как если бы он был подвязан к их кончикам невидимыми лесками. Конечно же, связи между ними было не больше, чем между дождем и танцующим обряд аборигеном, однако глупо было отрицать, что своеобразный психологический эффект от этих бесполезных действий все же был…
Я обратил ладони друг к другу, а между ними, подрагивающий в дурном предчувствии, завис многострадальный колпачок. Стенки из пластмассы были слишком толсты, а диаметр отверстия достаточно узким, чтобы сплющить его без помощи тех же плоскогубцев. Это было настоящим вызовом в мою сторону. Но под прицелом зрительного контакта, подкрепленного сжатием пальцев в кулак, на колпачке стали вырисовываться белые перегибы.
У самой кромки возникла трещина. Коронка погнулась. На этом деформация застопорилась. Останки сгруппировались, отчего их общее сопротивление возросло.
Но я хотел еще.
Я хотел тотального уничтожения, хотел его сдавить до той невообразимой степени, которая бы перенесла его в мир двумерной плоскости, сметя всякий намек на форму и напоминание о нем как о выходце из трехмерного пространства…
Я поменял расположение рук и его начало сворачивать в спираль. Вскоре, глядя на него, мне уже сложно было предположить, чем это было раньше. Я успокоился.
Он повержено рухнул в подставленную ладонь, и я отшвырнул его, не глядя, в другой край комнаты коту для экспертизы, на случай, если оный усомнится в чистоте поражения противника. Кот метнулся к нему, чтобы обнюхать, но нарощенный с годами профессионализм не задержал его анализ более чем на секунду. Полуприкрытым взглядом он признал мой безоговорочный триумф и как бы незатейливо повел носом в сторону кухни.
– Если можешь что-то делать, не делай это бесплатно. Так и надо, – я потрепал ему за ухом и сел рядом на пол, – но, прежде чем я с тобой рассчитаюсь, позволь вовлечь тебя в еще один эксперимент.
Мне понадобился свет. Не поднимаясь с пола и даже не удостоив взглядом настенный выключатель, я заставил его щелкнуть. Кот и ухом не повел.
Осколки медленно, нарочито неторопливо взлетели в воздух, как бы давая в полной мере убедиться в отнюдь не ложном потрясении всякого, кто был способен хоть что-то в этом мире понимать. Кот невозмутимо наблюдал, пока они не замерли на месте, без всяческой опоры под собой. Воцарилась тишина.
Я напряженно, чуть ли не дыша, вглядывался в морду животного в надежде усмотреть – ошеломит ли его все то, что разыгралось возле носа. Прошла минута. За ней еще одна. Комната наполнилась громким урчанием.
Если бы он мог говорить, он наверняка бы сказал, мол, этим ты меня не удивишь, но вот если бы ты мог сообразить нечто подобное с едой, то это бы было настоящим чудом. Ну или что-то вроде того отражалось в его пристальном, стеклянном взгляде. Я породил легкое воздействие возле его крестца. Урчание прекратилось, и он, переполошившись, тут же извернулся вокруг себя.
Нет, все же он не понимает всей сути происходящего.
Даже если бы я тут множеству капель воды стал дирижировать, наверняка бы он по-прежнему сохранял невозмутимость или начал ловить их, словно мушек. Рой осколков устремился обратно, к груде остальных. Несмотря на завершенность данного эксперимента, результат мне оставался непонятным.
Кстати, о непонятном… Вручив коту на кухне премию, я решил позвонить Марте. Поинтересоваться её самочувствием и причиной странного поведения сегодня. Но она отменила вызов. Я, конечно, не любил навязываться людям, особенно людям, решительно противившимся этому, но ситуация была уж очень любопытной. Я написал ей сообщение, но ответа не последовало ни через пять минут, ни через тридцать. Как же мне её заставить говорить…
Подумав, я с кривой улыбочкой написал ей всего три слова:
–
Но отвечать я не торопился, к тому же и вовсе не собирался. По-крайней мере, письменно. Прислав еще пару схожих по содержанию вопросов, она, наконец, решилась позвонить. Я неторопливо взял трубку.
– Кого ты нашел?! – нетерпеливо потребовала она.
– Его. Способ, – просто ответил я, – способ заставить тебя мне позвонить.
– Думаешь, это смешно? – рассердилась она.
– Я всего лишь хотел узнать, все ли у тебя в порядке, – поспешно объяснил я, – мне показалось, что у тебя проблемы…
– Тебя это не касается, – отрезала она.
Я осекся. Очарование к этой девушке, некогда царившее непроглядным туманом в моих мыслях, стало рассеиваться.
– Грубовато, – холодно констатировал я.
– Слушай, ты хороший паре…
– Вот только не надо, – остановил я.
Немного помолчав, она уже спокойнее добавила:
– Извини, но мне сейчас совсем не до этого. У меня проблемы.
– Какие?
– Личного характера.
– Понял. Надеюсь, все разрешится.