Я рассказал ему что-то про прогулки наедине с собой по малолюдным местам, которые на сей раз закончились весьма плачевно, о чем можно судить по моему немного истерзанному виду и потерявшемуся телефону. Дело в том, жаловался я, что мне, как истинному, самодостаточному индустриальному туристу, взбрело в голову взобраться на этаж ранее не изведанной заброшенной постройки, что завершилось роковым обвалом, из которого мне, однако, удалось проворно выбраться, но телефон остался где-то там – сплющенный, искореженный, навечно захороненный под залежами обломков. И вот, когда я уже брел пешком по направлению к дому, произошел неподдающийся никакому объяснению инцидент. Парень толкнул меня плечом, и я, решив его спустя мгновение окликнуть, дабы упрекнуть его в грубом и невежливом отношении к другим, повернулся и увидел его уже падающим плашмя. Удивлению моему не было предела, чем опрометчиво воспользовался полицейский патруль, задержав меня и без всяческих обоснований доставив в участок.
Когда я закончил, следователь внезапно расхохотался, схватившись за живот. Мои губы тоже невольно тронула улыбка.
– Что смешного? – напряженно спросил я.
– Да ничего-ничего, случай один вспомнил. Как же там было? Ах да, жена одного полковника в отставке, дождавшись, когда муж возьмет свой телефон и надумает обосноваться в ближайшие часы в туалете, открыла их оружейный сейф, сунула патрон в дробовик и, резко отворив дверь, разнесла его голову по стенам. Почему именно там, спрашивается, а как выяснилось, сделала она это в надежде инсценировать… ха-ха…перенапряжение сосудов головного мозга…
– И что же вы вдруг это вспомнили? – процедил я. – Вы считаете, что я убил того парня взглядом?
– Пока что не время что-либо утверждать, – возразил он, – пока что можно выстраивать лишь догадки…
В дверь постучали.
– Да, – разрешил следователь. Вошел мой друг.
– Здравствуйте. Паспорта я не нашел, но студенческий билет лежал на видном месте, – отрапортовал он, положив его на стол, и с встревоженным лицом обернулся ко мне, – ты как? Что произошло? Как ты..?
– Ничего особенного, – произнес я, взглядом призывая его замолкнуть, – все в порядке. Через пару дней заеду к тебе в гости.
Следователь демонстративно хмыкнул.
– Кажется, и в самом деле все в порядке, – он захлопнул билет и отложил его в сторону, – но закон есть закон. Результаты вскрытия придется подождать в камере.
– Вскрытия?! – ужаснулся друг.
Я поморщился.
– Какого-то парня угораздило отхватить инфаркт возле меня. Не повезло ни мне, ни ему.
– Понятно, – озадаченно протянул друг, – ну, в общем, не скучай тут, заходи ко мне сразу, как все закончится.
– Договорились. За котом моим, кстати, присмотри.
Глава 15. Ночной кошмар
Надвигалась ночь. Магазины закрывались, караваны машин редели, а незначительные звуки, обычно еле различимые днем – шелест прозревающей листвы, звук падающих капель с крыши, вплоть до подозрительного лязганья за мрачной вереницей выстроенных в ряд бараков и шарканья где-то вдалеке, за спиной, чьих-то осторожно соприкасающихся с землей подошв, – сейчас становились отчетливыми, выделяющимися на фоне акустического штиля. Настораживающими. Пробуждающими воображение.
Близился конец третьих суток, проведенных в заточении. Наступление темноты я выявлял во многом благодаря повторяющемуся циклу факторов, перечисленных выше. Это было единственным мне доступным ориентиром, так как окна в моей камере отсутствовали. Но, разумеется, были и другие ориентиры. Например, настенные часы на верхнем этаже, с вполне угадываемыми очертаниями стрелок, или секретарь в комнате неподалеку, что уходил на обед или домой всегда ровно в одно и то же время, ни минутой позже, но иногда минутой раньше. Но гораздо занятнее все же было наблюдать за океаном звуковых волн на улице или на автомагистрали, что утихали, становясь спокойнее, еле движимыми, где даже самый жалкий скрежет вносил рябь в пространство по всему открывающемуся передо мной объему.
Я сидел на своей рубашке, расстеленной на покарябанной скамье. Ноги я подобрал под себя, раздвинув колени в позу лотоса. Я избегал соприкосновений с полом. Было видно и без алиеноцепции, что некогда на него мочились, где-то на него блевали, где-то проливали кровь. Пол здесь редко протирали тряпкой, а помещение не проветривали и вовсе, отчего воздух был экстремально затхлым. А еще, ко всему прочему, здесь было холодно.
Но, на мое счастье, в отдельных уголках камеры были рассредоточены удерживаемые силой мысли мои личные хранилища со свежим воздухом. Из них я неторопливо его потягивал, словно из трубочки коктейль, а температура вокруг меня была той самой идеальной величины, которую отыщешь разве что на островах, в теньке от пальмовых ветвей, утаивающих тебя от заходящего экваториального солнца.