Субъект. Часть первая

Возле двери стояла дюжина тарелок с уже начинающей плесневеть похлебкой. К ней я не притронулся ни пальцем, ни двигательным сигналом из своей головы. Даже в скудной расцветке открывающегося передо мной антуража, воссозданного алиеноцептивными чернилами, эта еда выглядела ничуть не лучше той, которую я на молекулярном уровне грабил. Даже хуже. В ограбленной балласт был хотя бы свеж, а эту словно зачерпывали из стойла.

Но я отнюдь не голодал. Смотрящий, заявляющийся сюда время от времени с едой и с каждым разом бросающий на меня всё более недоверчивый взгляд, сам того не подозревая, подкармливал меня всем самым необходимым, после чего в его глазах темнело, и он с незаметным, как ему казалось, никому пошатыванием возвращался к себе на пост.

Но, несмотря на предоставленные самому себе базовые удобства, я все равно сидел как на иголках. Причин тому было несколько, и главенствующая среди них была вовсе не сожаление о содеянном. Естественно, первые сутки были некоторые терзания, были попытки посредством анализа ситуации на разный лад оправдать деяние, но при любом раскладе чувство совести обгладывало меня до самых костей. Тот парень спровоцировал во мне древнейший инстинкт – защиту собственного достоинства. Впрочем, он и сам был изначально под его влиянием. Но с его стороны это была скорее не защита, а предупреждающая контратака. Опережающий удар по каждому, кто способен потенциально стать твоим соперником. Того парня следовало жестоко проучить. Унизить прилюдно, затолкнуть в него эту потребность куда поглубже, обрезать под корень весь его павлиний хвост. Но не убивать.

Неизвестно как, но в порыве бешенства я его казнил. А за час до этого поджарил током ученого. Впрочем, то было необходимостью: либо я, либо меня. Но все же…

Я с силой откинул голову назад, ударившись о стену затылком. Тупая боль с недоумением разлилась по голове. Зачем? Свершившееся не изменить. Поэтому единственное, что стоит предпринять – это смириться и жить дальше. Только впредь быть более осмотрительным и менее… радикальным.

Но хоть я себя и простил, и жизнь по моему великодушному решению продолжалась, её изрядно могли подпортить все эти расследования убийств на пару с незавершенными экспериментами Айсберга. Что, если уже прямо сейчас в этот участок мчатся агенты из Айсберга? Я терпеливо ждал три дня, а про меня словно забыли. И это при допущении того, что для них я, возможно, вовсе и невиновен! А может, им сказали держать этого парня до некоторых пор на замке, пока сами ищут способ захватить его без единой потери? А вдруг они давно уже всё прознали, а виду не подают, чтобы я ничего не предпринимал и безропотно ждал, наивно полагая, что всё само по себе уладится, и меня вскоре отпустят?!

Я в который раз перенесся своим вниманием в кабинет к следователю. Время от времени я туда заглядывал, словно нетерпеливый школьник, то и дело проверяющий соцсеть в надежде увидеть новое сообщение.

Но тот сидел, как и всегда, с виду спокойный, но в глубине анатомических структур довольно нервный, раздраженный, он снова и снова перебирал какие-то бумаги, вечно курил, отвечал на звонки, пускал саркастические усмешки подчиненным, а также время от времени он подрывался из-за стола, чтобы быстро высунуть голову за дверь и осмотреться. Самое странное, что за этим не следовало ровно ничего такого, что могло бы объяснить его, вне сомнений, параноидную боязнь быть застигнутым врасплох за чем-то непозволительным. Он как ни в чем не бывало садился за стол и возвращался к своей рутине.

Впрочем, был момент, когда от сказанного по телефону он подскочил и стал крайне взволнован. Меня тогда бросило в панику, и я уже начал ощупывать все стоявшие на моем пути к выходу замки, но он буквально через пару минут снова преисполнился надменной невозмутимости и снова развалился в кресле.

Разумеется, даже с нынешним навыком владения своими способностями я мог позволить себе сбежать. Мне ничего не стоило заставить щелкнуть задвижки на замке, а те, что не захотят так просто щелкать, откроются ключами, которые я вызволю прямо из кармана ничего не подозревающей стражи. В случае если стража все же что-то заподозрит, в моих силах было обеспечить им скоропостижную погибель, перемкнув всего несколько сосудов. Да какие несколько! Буквально одного достаточно, чтобы вызвать необратимые проблемы, или же можно было бы и вовсе, без всяких заморочек, повредить митральный клапан в сердце и идти дальше, оставив за своей спиной предсмертный хрип. Вот только меня объявят в розыск по всему городу. А при учете метода, к которому я прибегну при побеге, – по всей стране.

К такому я не был готов, да и убивать столь хладнокровно ни в чем неповинных людей точно так же было ниже моих моральных принципов. Но сидеть и дальше вот так просто, на этой чужой рубашке, я больше не мог.