Субъективный словарь фантастики

О необходимости «коммунистического Пинкертона», в особенности для молодого читателя, в ту пору писал Николай Бухарин. Он ратовал за скорейшее создание «увлекательных романов» с «легкой, занятной, интенсивной фабулой» и советовал учиться у буржуазии: «Мы могли бы перещеголять всякого Пинкертона по увлекательности фабулы, по занимательности событий и т. д.». Сказано – сделано. Бывшие гимназисты, вчерашние поклонники Бодлера, Дорошевича и брошюрок о сыщике Путилине, были способны и эстетизировать агонию уходящего мира, изображая «красивых живчиков на красивых ландшафтах», и подтолкнуть социальный катаклизм на прокрустово ложе авантюрного романа – с перестрелками, погонями и роковыми красавицами. Крушение республики Итль (из одноименного романа Бориса Лавренева 1925 года) сопровождалось, например, роскошным «буржуазным разложением». Роман Мариэтты Шагинян – под псевдонимом Джим Доллар – «Месс-менд, или Янки в Петрограде» (1924), созданный с таким легкокрылым молодым нахальством, что и сегодня читается не без удовольствия (правда, уже как пародия), не мог обойтись без передовых рабочих Мика Тингсмастера и Лори Лэна, перерастания империалистической войны в гражданскую, а также красных сыщиков-любителей, мафиози и «пещер Лехтвейса» разной степени глубины.

Чаще всего такой бульварный «гарнир» прилагался к какому-нибудь военному изобретению – новому смертельному газу, чудо-взрывчатке, «лучам смерти» – или к какой-либо мировой катастрофе. Даже ироничный европеец Илья Эренбург не преминул в романе «Трест Д.Е.» (1923) заложить под старушку-Европу гремучий фугас из дьявольской смеси «Коммунистического манифеста», Шпенглера и «Рокамболя».

Подробно о советской «пинкертоновщине» рассказано в статье Рафаила Нудельмана «Фантастика, рожденная революцией» в третьем выпуске сборника «Фантастика-1966» (см. Фантастика). Критик пишет о «гибридности» жанра и о том, что мы бы сегодня назвали гипертрофированной коммунистической ангажированностью автора. Такая литература, подчеркивает Нудельман, была «откровенным выражением отчетливо сформулированного «соцзаказа»; его буйно-приключенческий сюжет, перебрасывавший героев с одного континента на другой, неизменно завершался картинами мировой революции, в приближении которой решающую роль играли похождения героев».

Помимо названных выше произведений, к числу книг этого направления можно отнести «Катастрофу» (1927) Якова Окунева, «Долину смерти (Искатели детрюита)» (1925) Виктора Гончарова, «Повелителя железа» (1924) Валентина Катаева, «Иприт» (1925) Всеволода Иванова и Виктора Шкловского, «Аппетит микробов» (1927) Анатолия Шишко и др., в том числе упомянутый в статье о Буриме фантастическом коллективный роман «Большие пожары» (1927). Впрочем из-за авторской торопливости, размашистости и сиюминутности девять десятых подобных книг не пережили своего времени. Избежал забвения единственный роман – и то лишь потому, что автор, будущий классик советской литературы, выстроил «пинкертоновскую» книгу по законам добротной русской реалистической прозы. Имею в виду всем известный роман «Гиперболоид инженера Гарина» (1927) Алексея Толстого.

Куб

Цикл фильмов (1969–2004), объединенных одним сюжетом: персонаж или несколько попадают в замкнутое пространство в форме куба и должны выбраться или погибнуть. Впервые телефильм «The Cube» (США – Канада, 1969) поставил по своему сценарию Джим Хенсон, будущий создатель «Маппет-шоу». Герой (Ричард Шаль) оказывался внутри белого куба и мог покинуть тюрьму, только поняв, где у нее уязвимое место…

В 1997 году канадец Винченцо Натали снимет собственный «Куб» (Cube). Если в картине 1969 года почти не было фантастики, куб был один, узник был один, дверь была одна, и главной была экзистенциальная ситуация, в которую попадал герой, то Натали все умножил. Узников стало несколько, дверь появилась в каждой грани, и кубы, связанные между собой, перемещаются, как в головоломке Рубика (поэтому запомнить маршрут нельзя). Самое дорогое в фильме – декорации куба с кубическими же комнатами. Сюда попадают девушка-математик, преступник, коп, дебил и др. Сперва люди напуганы, затем у них появляется надежда выбраться.

Авторы придумали множество ловушек: в какой-то комнате человека могут расчленить тонкой проволокой или сжечь кислотой, в некоторых – подвохов нет. И главное, нет алгоритма, позволяющего разделить «опасные» и «безопасные» помещения. Подобно сталкерам, которые в Зоне у Стругацких кидают гайки впереди себя, выбирая путь, невольные обитатели Куба швыряют ботинки, проверяя ловушки. Но всех не избежать. Иногда авторы нарушают стандарты робинзонад (спец по побегам погибает почти сразу), иногда следуют схеме (дебил оказывается гением), но хеппи-энда (оставшиеся в живых герои добираются до организатора всего издевательства и выбивают из него всю правду-матку) не будет. Быть может, организатора-изувера нет. Главный винтик выпал, машина работает сама, и некому отомстить по-самурайски, красиво умерев.