Субъективный словарь фантастики

Выясняется, что чудо-нож, способный прорезать «окна» между мирами, может и погубить эти миры, поскольку сквозь прорезанные туннели истекает живительная энергия, а без нее все сущее может погибнуть. А это значит, что Лира и Уилл не смогут быть вместе: каждому придется вернуться в свой мир. Юные герои мудреют от тома к тому, но и взрослые меняются к лучшему. Злая леди Колтер, мать Лиры, теряет свои мерзкие качества. Ближе к финалу в ней проступает не виданное ранее благородство, и, движимая этим чувством, она готова пожертвовать собой, спасая других. Пулман строит сюжет так, что к концу повествования дурных персонажей в книге вообще не остается. Противостоять некому, мир устоял, и надо отстраивать жизнь заново – таков лейтмотив заключительной части трилогии.

Пулман – известный фантаст, у него хорошие тиражи, его трилогия читается с интересом, но всемирной славы Джоан Роулинг автору не достичь (точно так же, как и фильму «Золотой компас» – по первой книге «Темных начал» – далеко до бокс-офиса первого фильма киношной «поттерианы»). Беда Пулмана не только в религиозной перверсивности и даже не в том, что его мир ощутимо холодней и вычурней мира Роулинг, а в том, что Пулману труднее поймать аудиторию. Чисто психологически героиня бледнее Гарри, весь первый том она движима мономанией (это спрямляет ее побудительные мотивы), при этом гендерные преимущества образа почти сведены на нет. Кроме того, создательница «Гарри Поттера» увеличивает градус серьезности исподволь – в то время как автор «детской книги для взрослых сердец» (определение Пулмана) почти не дает читателю времени на привыкание к предлагаемым обстоятельствам. Потому для подростков романы сложноваты, а закидывать сказочный бредень только во взрослую аудиторию – идея коммерчески бесперспективная.

Людены

Описанная Аркадием и Борисом Стругацкими в повести «Волны гасят ветер» (1986) раса разумных существ – результат эволюции отдельных представителей вида Homo sapiens. Другое название – метагомы. О факте существования среди людей новой расы, уже не похожей на людей в привычном понимании, читатель узнает из «Меморандума» историка Айзека Бромберга. По сюжету, лишь у отдельных жителей Земли – примерно одного из сотни тысяч – можно при исследовании мозга обнаружить «зубец-Т на ментограмме». Их мозг обладает «третьей импульсной системой», то есть люди имеют шанс превратиться в люденов.

Название термина «людены» восходит к термину Homo ludens, то есть человек играющий, хотя «игры» люденов (как, впрочем, и их жизненные цели) недоступны человеческому пониманию. Ментальные и физические их возможности несравнимы с людскими. По сути, человек превращается в бога или полубога, и с этих олимпийских высот обычные земляне с их проблемами неинтересны люденам – как неинтересны жуку, попавшему в муравейник, заботы муравьев. Жестоко? Но можно ли прилагать «человеческие» критерии к тем, кто уже не является людьми? Оригинальная научно-фантастическая идея необходима авторам для построения важной для них философской и этической концепции: о том, каковы пределы «человеческого» в людях и что будет с нашей цивилизацией, если выйти за эти границы.

Впервые подобная проблема упомянута в повести «Далекая Радуга» (1964), где ненадолго появляется получеловек-полумашина бессмертный Камилл (см. Агасфер), ставший таковым после эксперимента над собой. Бессмертие и всеведение, однако, оказались неотделимы от отсутствия желаний применять уникальные возможности. «Это невыносимо тоскливо – мочь и не хотеть», – признается Камилл. «Мочь и не хотеть – это от машины. А тоскливо – это от человека», – комментирует признание проницательный Горбовский. Тем самым он признает, что нечто человеческое в Камилле все-таки остается. Примечательно, что образ Камилла – эпизодический, и возникает он на сюжетной периферии «Далекой Радуги». Персонаж лишь намечен: создать полноценный художественный образ такого существа проблематично.

«Как я могу написать роман о человеке, у которого никаких потребностей, кроме духовных?.. – рассуждает по сходному поводу писатель Виктор Банев в повести Стругацких “Гадкие лебеди” (см.), написанной через три года после выхода “Далекой Радуги”. – Вообще эмоциональная сфера супера с точки зрения обычного человека представлялась бы как патология». В той же повести Баневу ненадолго кажется, будто он и сам превратился в подобное существо, и в первое мгновение такая перспектива его вдохновляет («Это должно быть как смерть – секунду назад ты был человеком, мелькнул квант времени – и ты уже бог…»), а потом возможность потерять все «земное» в жизни ужасает героя донельзя. И он счастлив, когда осознает свою «нормальность»: она, как выясняется, для героя куда важнее «каких-то огромных упущенных возможностей».