Субмарины уходят в вечность

Когда Скорцени явился с этой радиограммой к руководителю РСХА обергруппенфюреру СС Кальтенбруннеру для доклада, тот был приятно удивлен. В суете последних дней он совершенно забыл о некоем оберштурмбаннфюрере Штубере, которому было поручено навести порядок на базе «Латинос», чтобы передать ее под контроль СД. К тому же, в его представлении, процесс «вырывания» морской базы из военно-мафиозных рук людей все еще могущественного гросс-адмирала Деница обещал быть долгим и скандальным, с привлечением с обеих сторон берлинских покровителей. А тут вдруг…

– Вы, Скорцени, уверены, что на базе все именно так, как обрисовано в радиограмме? – на всякий случай усомнился Кальтенбруннер.

– Я послал туда троих лучших своих диверсантов. А Штубер никогда бы и голоса не подал, если бы на все сто не был уверен в своей победе.

– Это тот барон, сын генерала Штубера, который прославился в России?

– …Который прошел отменную закалку Восточным фронтом и партизанской Россией.

– В таком случае мы с вами, Скорцени, спасены: в течение прошлой недели фюрер, Гиммлер, Дениц и Борман, причем каждый в отдельности, потребовали от меня данные о некоей абсолютно надежной и защищенной латиноамериканской базе, которая стала бы основным эмиграционным пунктом при уходе из Германии их людей. И прежде всего – самих высших руководителей армии, флота и рейха. Как вы сами понимаете, до получения этого рапорта назвать такую базу я не мог.

– Мне это тоже не давало покоя. Но вы помните, с каким трудом мы добивались приказа фюрера о назначении Штубера военным губернатором Германской Патагонии и комендантом базы.

– Очень уж смущала его эта, невесть откуда явившаяся, вами же, Скорцени, придуманная Германская Патагония. Однако теперь… Думаю, что даже фюрер будет приятно удивлен.

– Уже готовлю представления к наградам на всех троих.

– Ну-ну, удивляйте нас дальше, Скорцени. – А когда обер-диверсант рейха уже готов был оставить его кабинет, вдруг спохватился: – Надеюсь, вы учитываете то прискорбное обстоятельство, что какие-то «места под аргентинским солнцем» – с земельными участками, банковскими счетами, небольшими виллами и, возможно, на первых порах какими-то скромными должностями на самой базе, – могли бы пригодиться и нам с вами?

– Иначе зачем бы я рисковал своими лучшими диверсантами?

41

Апрель 1945 года. Германия. Берлин. Рейхсканцелярия. Бункер фюрера.

Войдя в штабной отсек, фюрер решительно, с какой-то фанатичной подозрительностью, осмотрел присутствующих. В эти минуты здесь находились: начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал пехоты Кребс; командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг; гаулейтер Берлина и министр пропаганды Геббельс; генерал Бургдорф, призвание которого Гитлер в эти мгновения так и не вспомнил; его, фюрера, адъютант майор Йоганмейер, служивший связным-посыльным между ним и штабистами; еще какие-то офицеры, находившиеся здесь в ожидании то ли важных вестей, то ли дальнейших бессмысленных распоряжений…

Всем им казалось, что Гитлер явился с какой-то особой новостью, возможно, даже с долгожданным приказом об эвакуации его личного штаба и штаба сухопутных войск в Баварию, поэтому все напряглись, приняли стойку «смирно» и терпеливо ждали оглашения очередной воли фюрера.

– Геббельс, вы знакомы с телеграммой Геринга? – мгновенно развеял все их надежды раздосадованный голос «вождя арийского народа».

– Нет, мой фюрер, пока еще не знаком, – запинаясь, безнадежно дрожащим голосом проговорил Геббельс, сразу же вызывая подозрение в правдивости его слов. Тем более что даже самые преданные делу национал-социализма люди уже давно воспринимали его как штатного рейхслгуна. Причем многие даже не пытались скрывать этого своего убеждения.

– Что, действительно не знакомы? – повторил свой вопрос фюрер и недоверчиво оглянулся при этом на Бормана. – Разве рейхслейтер не дал вам возможности прочесть этот странный документ?

– Позвольте ознакомиться, – шагнул к нему обер-пропагандист рейха, однако тот уже успел протянуть бумажку Борману:

– Прочтите, Мартин, только вслух, вслух. А потом вместе подумаем, как быть дальше.

Читал Борман срывающимся голосом, путая ударения и сбиваясь, как нерадивый школьник на экзамене. Но, завершив чтение, не позволил Гитлеру и рта раскрыть:

– …Поэтому я и считаю, мой фюрер, – вновь обрел он актерский дар декламатора, – что мы не можем и дальше спокойно воспринимать подобные ультиматумы нашего, с позволения сказать, рейхсмаршала Геринга. Считаю, что реакция должна быть самой решительной. Мы не можем позволить ему самым наглым образом присваивать себе власть, данную вам как фюреру самим германским народом, самой историей, самими Высшими Посвященными! Да, и Высшими Посвященными – тоже! – уточнил он, вспомнив при этом Человека в Зеленых Перчатках, который недавно встречался с ним в Потсдаме, на одной из чудом уцелевших конспиративных квартир.