Читаем Субсистенциализм полностью

Следующая проблема экзистенциального проекта «я мыслю» заключена в отождествлении мышления и действия: я мыслю, я решаю, я выбираю/желаю, я действую и пр. Следующая оговорка по поводу экзистенции вопрошает об универсальности требования «я решаю» без учета морально-нравственных или иных иерархических состояний. Ведь решать можно и в насилии, убийстве и прочих злодеяниях, а можно и в обратную сторону. Решать, иначе говоря, возможно всегда и везде. Но вот вопрошание, благодаря чему возникает решение и делание, должно расставлять все по своим местам. Ибо вопрос стоит ребром: а именно благодаря самому себе ли я решаю или мои решения возникают у меня благодаря другим; решаю ли я, когда я решаю; я ли делаю, когда я что-то делаю?

При этом решительно не учитывается одновременное бытие когнитивно-физиологических различенностей, где все указанные состояния человека существуют одновременно, друг другу не соответствуют, обращаются в каждый момент своего возникновения в другие стороны и потому противоречивы, поскольку все, что есть, субсистирует [благодаря самому себе]. Этот хаос индивидуально-коллективного субсистирования есть то, что первоначально и единственно возможно мыслить. Здесь идея проста: только человек может стать тем, кем он решает, хочет, намерен быть. И он, человек, им обязательно становится впоследствии, если только будет хорошо учиться в школе.

Кажется, я попал в философскую сказку. Осмыслим ее с помощью техно-практического эксперимента. Вот решил я что-нибудь сделать, сделал и стал тем, что из себя сделал. Странно: почему такая простая мысль возникает исключительно в головах великих интеллектуалов, а не в головах простых обывателей? Ведь эти интеллектуалы заявляют приблизительно следующее: вот возникает вещь, ничего из себя не представляющая, не имеющая ни микрона ума, чистый ноль, чистое Я или чистое бытие. Задатков у этого нуля нет никаких; он пустое место, и в момент возникновения и до этого момента его тоже нет, и в качестве потенции его тоже нет, будущее пусто так же, как и прошлое и настоящее. Вдруг это самое ничто решило из себя что-то сделать, и оно начинает самое себя постигать на уровне сознания; то есть пустота решила постигнуть пустоту, в которой стала понятна суть этой самой пустоты.

Возникающий в мире человек необязательно должен быть умным или глупым, достаточно, чтоб он вообще был, существовал. Ведь говорится у Жильсона: «Всякая реальная сущность такова благодаря одному лишь факту своего существования, и она индивидуальна только потому, что реальна» [Жильсон 2010, 345]. Но Сартр и Хайдеггер (см. «Отрешенность») выделяют в отдельную тему процессы немышления и бездумности соответственно. У Сартра есть мыслящие действия и немыслящие движения: «Тогда эти действия исчезают в качестве действий, образуя ряд движений» [Сартр 2000, 305]. Поэтому сначала человек должен решить, а затем действовать, в таком действии реализовывая свой личный проект существования, который в данном случае и есть индивидуальный смысл человеческой экзистенции. Постижение этого смысла начинается с постижения бессмысленности существования как такового, которое здесь возможно приравнять к смыслу жизни. В жизни то есть смысла нет. Камю так и заключает, что единственное, о чем возможно еще спрашивать, – это спрашивать о смысле жизни. Итак, бессмысленность человеческого существования, его безысходность, трагичность постигается в пограничных ситуациях: смерть, случай, вина и ненадежность мира [Ясперс 2017]. Они ввергают человека в одиночество, определенного рода оцепенение перед лицом роковой безнадежности от осознания того, что от действий человека ничего уже не зависит, ибо он стоит лицом перед «ненадежностью всего мирового бытия». Здесь поумневший, изъятый из повседневности человек становится самим собой, поскольку изменяется его сознание бытия. А вместе с этими изменениями возникает философия. Чтобы постигнуть происхождение философии, нужно исходить из пограничных ситуаций. С них начинается постижение подлинного бытия и подлинной философии. Все это замыкается в подлинной коммуникации, без которой невозможна философия. «Только в коммуникации, заключает Ясперс, достигается та цель философии, в которой все цели находят свое последнее основание и смысл: внятие бытию (das Innewerden des Seins), просветление любви, совершенство покоя» [Ясперс 2017, 2].

В общем и целом экзистенциализм все же озабочен личным существованием человека как самостоятельного субъекта, который пробивается к смыслу бытия вообще. При этом пограничные ситуации и экзистенциалы упираются в существование Другого, без которого ничего невозможно. В этом смысле я вижу пропасть между субсистенциализмом, который озабочен не только лишь существующими людьми, и экзистенциализмом, которого заботит исключительно человеческая реальность.

9. Субсистенциальный дуализм

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Эта книга — взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние десятилетия. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Тем более, что исторический пример такого очищающего урагана у нас уже есть: работа выходит в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции, которая изменила мир начала XX века до неузнаваемости и разделила его на два лагеря, вступивших в непримиримую борьбу. Гражданская война и интервенция западных стран, непрерывные конфликты по границам, нападение гитлеровской Германии, Холодная война сопровождали всю историю СССР…После контрреволюции 1991–1993 гг. Россия, казалось бы, «вернулась в число цивилизованных стран». Но впечатление это было обманчиво: стоило нам заявить о своем суверенитете, как Запад обратился к привычным методам давления на Русский мир, которые уже опробовал в XX веке: экономическая блокада, политическая изоляция, шельмование в СМИ, конфликты по границам нашей страны. Мир вновь оказался на грани большой войны.Сталину перед Второй мировой войной удалось переиграть западных «партнеров», пробить международную изоляцию, в которую нас активно загоняли англосаксы в 1938–1939 гг. Удастся ли это нам? Сможем ли мы найти выход из нашего кризиса в «прекрасный новый мир»? Этот мир явно не будет похож ни на мир, изображенный И.А. Ефремовым в «Туманности Андромеды», ни на мир «Полдня XXII века» ранних Стругацких. Кроме того, за него придется побороться, воспитывая в себе вкус борьбы и оседлав холодный восточный ветер.

Андрей Ильич Фурсов

Образование и наука / Публицистика / Учебная и научная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука