Читаем Субсистенциализм полностью

А что, если не существует никаких отношений между объектами вообще? Что, если ни человек не взаимодействует с объектами, ни объекты с ним и друг с другом? Что, если, представляя себе отношения, даже с математической точностью утверждая их наличие, мы заблуждаемся в их существовании? «Жарко человеку» и «40?С тепла» ведь не одно и то же. Что, если объекты не создают никаких отношений с окружающей средой, миром, ни с кем и ни с чем не взаимодействуют? Что, если утверждение отношений есть плод больного человеческого воображения и одно из самых устоявшихся его заблуждений? Что, если объект индивидуирован исключительно благодаря самому себе в решительном безразличии к другому, ко всему, что есть, кроме самого себя? Если это так, то каким образом происходит индивидуация глобальных объектов? Что мы познаём, когда познаём; каков итог самого познания объектов? Возможно ли вообще знание о них? На все эти вопросы субсистенциализм и дает ответы.

ГЛАВА 1

Субсистенциальные формы

1.1. Индивидуальные формы объектов

Прежде чем начинать развивать мысль об индивидуальных формах объектов, необходимо обратить внимание на отличие субсистенции от субстанции. Субстанция субсистирует [устойчиво благодаря самой себе]. И это не то же самое, что субстанция существует сама по себе. Пропозиция «благодаря самой себе» предполагает нечто, благодаря которому происходит субсистирование, – в нашем случае этим нечто является субсистенция. Пропозиция же «сама по себе» предполагает саму по себе субстанцию и, соответственно, напрямую коррелирует с субстанцией. То есть сказать «субстанция сама по себе» и просто «субстанция» – одно и то же. При этом субсистенция – это то, что предшествует субстанции, без субсистенции не бывает никаких субстанций и никаких объектов. Это различие очень важно в деле рассмотрения нашего вопроса. Потому что индивидуальные формы всех без исключения объектов, включая ААО, не принадлежат субстанциям, а целиком полагаются субсистенциями…

Известный правовед Иннокентий IV говорил о корпорации как о persona ficta, фиктивной личности [Вульф 2014, 191]. У меня возникает двоякое понимание фиктивной личности. Во-первых, задекларированные Харманом глубинные свойства у объектов доказывают именно наличие у них persona ficta, которые не могут быть простыми словосочетаниями, эпифеноменами говорения. Потому что было бы абсурдно утверждать, что словосочетание «Соединенные Штаты Америки» развязало войну на Ближнем Востоке, а словосочетание «гипермаркет Магнит» разорило в округе массу мелких лавочников. Во-вторых, глобальные ААО, если субсистируют [благодаря самим себе], то, следовательно, являются persona ficta в том смысле, что они субсистируют [благодаря самим себе]. В-третьих, нельзя не отметить и тот факт, что употребление понятия persona ficta относительно корпорации означает изъятие субъекта. Persona ficta не есть субъект. Корпорация не переживает субъективно свое существование и не является субстратом для иных существований. Корпорация, иными словами, сначала субсистирует. Следовательно, мы должны отказать в стремлениях некоторых отождествить субсистенцию с субъектом или субстратом. Субъект способен субсистировать, но субсистирование это не субъективно.

Вульф, наоборот, увидел в средневековой философии субъекта упор на свободу личности и прочие достоинства, а в самом Средневековье – блеск и величие человеческой индивидуальности, какого и доселе в мире еще не бывало. Он доказывает, что феодальный человек жил как человек свободный, то есть был «propter seipsum existens» (существующим сам по себе) [там же, 34]. Из этого автор делает вывод, что сама философия убеждает нас в том, что индивидуум должен быть собой, что его личность принадлежит только ему, что его сущность есть независимая ценность и что только добровольное соглашение может связать одного человека с другим. Далее он утверждает, что оптимизм и безличность есть просто продукты осознанных, прогрессивных и коллективных усилий. «В этом состоянии, – пишет Вульф, – из чего будет складываться реальный мир? Схоластика ответила бы: из неопределенного числа сущностей, независимых в своем существовании друг от друга. Каждый человек, каждое животное, каждое растение, каждый одноклеточный организм, каждая частица материи существует сама по себе, в своей непостижимой индивидуальности. Существует лишь индивидуум. Такова фундаментальная доктрина схоластической метафизики, и ее унаследовали из XII века» [там же, 163].

Перейти на страницу:

Похожие книги

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3
Россия между революцией и контрреволюцией. Холодный восточный ветер 3

Эта книга — взгляд на Россию сквозь призму того, что происходит в мире, и, в то же время — русский взгляд на мир. «Холодный восточный ветер» — это символ здоровой силы, необходимой для уничтожения грязи и гнили, скопившейся в России и в мире за последние десятилетия. Нет никаких сомнений, что этот ветер может придти только с Востока — больше ему взяться неоткуда.Тем более, что исторический пример такого очищающего урагана у нас уже есть: работа выходит в год столетия Великой Октябрьской социалистической революции, которая изменила мир начала XX века до неузнаваемости и разделила его на два лагеря, вступивших в непримиримую борьбу. Гражданская война и интервенция западных стран, непрерывные конфликты по границам, нападение гитлеровской Германии, Холодная война сопровождали всю историю СССР…После контрреволюции 1991–1993 гг. Россия, казалось бы, «вернулась в число цивилизованных стран». Но впечатление это было обманчиво: стоило нам заявить о своем суверенитете, как Запад обратился к привычным методам давления на Русский мир, которые уже опробовал в XX веке: экономическая блокада, политическая изоляция, шельмование в СМИ, конфликты по границам нашей страны. Мир вновь оказался на грани большой войны.Сталину перед Второй мировой войной удалось переиграть западных «партнеров», пробить международную изоляцию, в которую нас активно загоняли англосаксы в 1938–1939 гг. Удастся ли это нам? Сможем ли мы найти выход из нашего кризиса в «прекрасный новый мир»? Этот мир явно не будет похож ни на мир, изображенный И.А. Ефремовым в «Туманности Андромеды», ни на мир «Полдня XXII века» ранних Стругацких. Кроме того, за него придется побороться, воспитывая в себе вкус борьбы и оседлав холодный восточный ветер.

Андрей Ильич Фурсов

Образование и наука / Публицистика / Учебная и научная литература
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе
«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Насилие часто называют «темной изнанкой» религии – и действительно, оно неизменно сопровождает все религиозные традиции мира, начиная с эпохи архаических жертвоприношений и заканчивая джихадизмом XXI века. Но почему, если все религии говорят о любви, мире и всеобщем согласии, они ведут бесконечные войны? С этим вопросом Марк Юргенсмейер отправился к радикальным христианам в США и Северную Ирландию, иудейским зелотам, архитекторам интифад в Палестину и беженцам с Ближнего Востока, к сикхским активистам в Индию и буддийским – в Мьянму и Японию. Итогом стала эта книга – наиболее авторитетное на сегодняшний день исследование, посвященное религиозному террору и связи между религией и насилием в целом. Ключ к этой связи, как заявляет автор, – идея «космической войны», подразумевающая как извечное противостояние между светом и тьмой, так и войны дольнего мира, которые верующие всех мировых религий ведут против тех, кого считают врагами. Образы войны и жертвы тлеют глубоко внутри каждой религиозной традиции и готовы превратиться из символа в реальность, а глобализация, политические амбиции и исторические судьбы XX–XXI веков подливают масла в этот огонь. Марк Юргенсмейер – почетный профессор социологии и глобальных исследований Калифорнийского университета в Санта-Барбаре.

Марк Юргенсмейер

Религия, религиозная литература / Учебная и научная литература / Образование и наука