Субсистенциализм

Теологам с их теологическим эсхатологическим оптимизмом в так поставленном вопрошании делать нечего. Рай, загробная жизнь, ад и прочие трансцендентные объекты решительно отличаются от абсолютно автономных объектов, о которых я говорил выше, именно тем фактом, что относительно автономный объект (ОАО) «Загробная жизнь» предполагает продолжение животворящего спектакля после того, как занавес опущен. То есть в загробной жизни жизнь продолжается, там есть кому включить свет. Но, спрашивает субсистенциалист, если бог есть, то какой смысл этот бог вложил в ААО «Внезапное уничтожение всего живого»? Со смертной живой единицей все понятно, вариантов осмысления цепи рождений и смертей предостаточно, экзистенциальных смыслов здесь легион. Однако нет ни единого ответа на вопрос, какой смысл в уничтожении всего живого, которое при этом не погибает, а воскресает в другом мире? Неужели творение от единицы выращивало людей до миллиардов, чтоб в один прекрасный момент прихлопнуть их всех галактической мухобойкой?

Итак, субсистенциализмом я называю субсистенцию устойчивости благодаря самому себе; от лат. subsistere «быть» устойчивым, «существовать» благодаря самому себе. Термины «бытие» и «существование» взяты в кавычки, потому что они по смыслу противоположны термину «субсистенция». Субсистировать означает «существование» объектов в иной реальности, где объекты сохраняют устойчивость [благодаря самим себе]. Определенный объект, например сосна, во всех своих изменчивых манифестациях (неважно для кого или для чего она является) суть устойчивая [благодаря самой себе] одна и та же сосна постольку, поскольку (выскажу сразу основной пункт субсистенциализма) сосна устойчива не в сознании ее представляющем, а как она сама субсистирующая [благодаря самой себе].

Джек Лондон полагал, что если от некоторого человека отнимать его части (руки, ноги и прочее), то даже если отнять все его тело, он, как определенное индивидуальное Я, останется неизменным. Это индивидуальное Я сосны есть по сути то, что субсистирует в качестве сосны и что не то же самое, что и существование сосны как физического объекта. Науки, к примеру, могут множеством способов выразить тело человека. Химия, физика, биология, анатомия, зоология, психология, антропология и прочие выразят объект-тело весьма и весьма подробно, но этого оказывается недостаточно для того, чтобы выразить, что такое тело человека, и для того, чтобы ответить на вопрос, что такое тело. Химия выразит химический состав человеческого тела, но человеческое тело не только химический состав, а может быть, и вовсе никакая не химия. У наук получаются свои объекты-тела, которые всего лишь суть явления тел, где сами эти исчисленные измерительными приборами явления и наименовываются объектами. Научная объективность далека от сущности объектов, потому что объекты субсистируют [благодаря самим себе] и стремятся к абсолютно автономной устойчивости. Вещь-в-себе Канта не абсолютно автономный объект по той простой причине, что она является, об-наруживает себя, дает фиктивное знание о себе. Поэтому, к примеру, аналитическая антропология много чего говорит о человеке, о котором она ничего не говорит от слова «совсем». Поэтому далее мы обратимся за помощью в нашем вопросе к объективно-ориентированным философам, которые отбрасывают всю кантовскую метафизику субъекта, а вместе с нею и познающего человека, прямо обращаясь к объектам. Кое-кто из них и вовсе отбрасывает за ненадобностью и кантовскую вещь-в-себе. Субсистенциализм же дальше отбросит вместе со всем человеческим и отношения между объектами. Потому что это есть condicio sine qua non – субсистенция абсолютно автономных объектов.

Всякий индивидуум не сомневается в своем существовании, заботится исключительно о нем, ищет для него [своего существования] блага, мыслит или не мыслит решительно [благодаря самому себе]; каждый знает, что он добивается всего благодаря самому себе, что он что-то делает и вообще живет именно благодаря личным индивидуальным достоинствам, где достоинствами могут являться также и недостатки; любой это знает, нигде и ничему не обучаясь, ни у кого не спрашивая, ни с кем не советуясь. Мы все это знаем, не зная всего этого. Но подобное очевидное положение индивидуума, как мы увидим дальше, не является своего рода истиной в последней инстанции, поскольку само оно, хотя и преподносит самоочевидное в явной форме, все же не охватывает все обстоятельства дела, связанного с самим учреждением очевидной индивидуальности объектов. Потому что субсистенция корректирует, например, формулу «заботы о себе» вопрошанием, благодаря чему совершается эта самая забота.