Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

Первое предположение о том, что половое поведение бонобо в некотором роде отражает наше собственное, появилось еще в 1950-х годах, но ученые, участвовавшие в исследовании, предпочли скрыть свои противоречивые выводы, задокументировав их на латыни. Эдуард Тратц и Хайнц Хек в 1954 году сообщили, что шимпанзе в зоопарке Хеллабрунн чаще спаривались canum (по-собачьи), а бонобо – hominum (по-людски). В те дни совокупление лицом к лицу считалось исключительно человеческим, культурным новшеством, которому нужно было обучать дописьменных людей (отсюда и термин «миссионерская поза»). Эти ранние исследования старательно игнорировались международным научным сообществом. Только после сексуального освобождения 1970-х годов вся половая жизнь бонобо стала достоянием общественности.

Новый подход бонобо к гармонии и иерархии был замечен в дикой природе, а также в более искусственных социальных условиях, предоставляемых зоопарками. Было даже зафиксировано, как самки бонобо в лесу Луикотале в Конго используют специальные жесты и пантомиму для сообщения о своей готовности к G-G. Домогающаяся самка укажет ногой на свою половую припухлость, а затем покачает бедрами, имитируя растирание, после чего вторая бонобо начнет ее обнимать. Авторы статьи отмечают важность таких жестов в эволюции языка – способность указывать облегчала сотрудничество и координацию поведения и у людей.

Как и шимпанзе, бонобо разделяют с нами почти 99 % своего генетического состава. Оба вида имеют равное право претендовать на статус нашего ближайшего родственника. Предок шимпанзе и бонобо отделился от нашей родословной всего восемь миллионов лет назад. Два вида из рода Pan значительно позже отделились друг от друга, и именно поэтому кажутся гораздо более похожими друг на друга, чем на нас.

Франс де Ваал предположил, что, если этот эволюционный сценарий экологической преемственности верен, бонобо, возможно, претерпели меньшую трансформацию, чем люди или шимпанзе, и, возможно, более всего походят на общего предка всех трех современных видов. Действительно, в 1930-х годах Гарольд Кулидж – американский анатом, который придал бонобо его окончательный таксономический статус, – предположил, что это животное может быть наиболее похоже на прародителя – нашего общего предка, поскольку анатомия шимпанзе демонстрирует больше свидетельств специализации в процессе эволюции.

Пропорции тела бонобо были сопоставлены с пропорциями тела австралопитеков, одной из форм предчеловека. Когда я наблюдала за бонобо в зоопарке Сан-Диего, я была поражена: когда они стоят или ходят прямо, то выглядят так, словно сошли с картины, изображающей ранних гоминидов, – особенно матриарх Лоретта, которая излучала мудрость и неприкрытую властность.

По сравнению с альфа-самцами приматов, живущих в соседних вольерах – огромным орангутангом с длинными болтающимися рыжими дредами и крупными лицевыми выступами и серебристой гориллы с впечатляющей мускулатурой, – Лоретта, конечно, физически не особо впечатляла. На самом деле, по словам доктора Пэриш, «она немного похожа на Шрека» из-за торчащих ушей и практически лысой головы. То, что казалось мне трагическим случаем облысения, на самом деле было признаком высокого статуса матриарха.

Ухаживания сородичей приводят к выпадению волос, поэтому чем выше пост вы занимаете, тем меньше у вас волос. Получившаяся в результате почти обнаженная кожа придавала Лоретте гораздо более человеческий вид, чем у любого волосатого шимпанзе.

Именно реакция Лоретты на доктора Пэриш устранила наш генетический разрыв и вызвала у меня мурашки. После того как наступило время кормления, бонобо успокоились и начали замечать людей, глазеющих на них с другой стороны стекла. Смотрительница бонобо прокомментировала, что она всегда чувствует себя особенной, если Лоретта ей кивает, и мне стало интересно, как стареющий матриарх отреагирует на присутствие доктора Пэриш.

Они впервые встретились в 1989 году, когда Пэриш была молодой аспиранткой, а Лоретта – юным матриархом. Пэриш проводила с ней все дни напролет в течение нескольких лет, документируя Лоретту и ее группу. После этого исследования она регулярно навещала Лоретту. Примат и приматолог наблюдали друг у друга взросление, материнство и получение жизненного опыта. Поэтому я ожидала какого-то признания, но была поражена тем, что произошло.