Франс де Ваал согласен с Пэриш: среди приматологов, которые хотят маргинализировать бонобо, нет ни одной женщины. «Это все мужчины», – сказал он мне, а затем проиллюстрировал свое утверждение забавной историей о гневной реакции выдающегося биолога-мужчины на одну из лекций де Ваала о бонобо.
«Один старый немецкий профессор встал и сказал, – тут де Ваал сымитировал возмущенный тон: – “Что не так с этими самцами?”. Я объяснил, что с ними все в порядке. У них хорошая жизнь. У них много спариваний, и вообще нельзя сказать, что что-то не так. Но тот мужчина действительно начал волноваться за самцов».
Точно так же, как были отвергнуты открытия Элисон Джолли о лемурах, доминирование самок бонобо было аналогичным образом приуменьшено и переопределено многими приматологами в «мужское благородство» или «приоритет кормления самки в сочетании с социальным доминированием самца».
«Крейг Стэнфорд, знаменитый специалист по шимпанзе из Университета Южной Калифорнии, был особенно красноречив. Он утверждал, что это не доминирование самок, а стратегическое уважение самцов, которое они проявляют, чтобы получить больше спариваний, – сказала мне Пэриш. – Он искренне поддерживал эту идею, и она по-прежнему есть в его учебнике. Это несколько раздражало, поскольку было просто возмутительным».
Некоторые даже зашли так далеко, что отвергли любое влияние самок на традиционные патриархальные модели эволюции гоминидов, назвав это «политически обусловленной иллюзией, порожденной феминизмом».
На сегодняшний день осталось лишь несколько несогласных. Большинство сходится во мнении, что в неволе самки бонобо всегда доминируют над самцами. В дикой природе, объяснил де Ваал, иерархия более смешанная, но на первом месте обычно находится самка или две, и только потом, возможно, самец. Большинство самцов подчинены большинству самок.
«Только представьте, если бы мы никогда не слышали о шимпанзе или бабуинах и познакомились сначала с бонобо, – иронично заметил Франс де Ваал. – Мы, скорее всего, предположили бы, что ранние гоминиды жили в обществах, ориентированных на женщин, в которых совокупление выполняло важные социальные функции и в которых война была редкой или вовсе отсутствовала».
В конце концов, самая успешная реконструкция нашего прошлого, вероятно, представляет собой сочетание характеристик шимпанзе и бонобо.
О том, ближе ли нам шимпанзе или бонобо, можно спорить бесконечно, и, вероятно, дискуссии будут продолжаться. Для меня самое главное не это. Прошлое есть прошлое, и его нельзя изменить. Однако можно изменить будущее. И именно поэтому бонобо так вдохновляют меня. Их история показывает нам, что самцы не запрограммированы генетически на агрессивное доминирование над самками. Способность доминировать зависит от экологических и социальных факторов. Ключевым компонентом расширения прав и возможностей самок является сила сестринства, от семьи до друзей, чтобы свергнуть деспотичный патриархат и способствовать созданию более эгалитарного общества.
Пэриш с этим согласна. «Нам есть чему поучиться у самок бонобо. Феминистское движение утверждает, что, если вы ведете себя с неродственными женщинами так, как будто они ваши сестры, вы сможете заполучить власть. Бонобо показывают нам, что это правда. Это вселяет в нас большую надежду».
Что ж, аминь.
Глава 9
Матриархи и менопауза: наше родство с косаткой
Футуристический горизонт центра Сиэтла стал неожиданным фоном для моей первой встречи с одним из самых могущественных хищников планеты. Вот он – гейзер белого тумана, сопровождаемый безошибочно узнаваемым длинным, тонким черным спинным плавником примерно шести футов высотой, прорезающим себе путь через серебристые воды Пьюджет-Саунд, водного заднего двора Изумрудного города Америки.
Косатки прибыли в город, и мне казалось, что я нахожусь в присутствии рок-звезд. Порт Сиэтла – третий по загруженности промышленный порт США, заполненный автомобильными паромами и гудящими огромными грузовыми судами, но киты плавали там в час пик с беззаботностью, доступной только шеститонным убийцам.
Пока около двадцати пяти особей, включая детеныша, бороздили воды оживленной бухты, у меня в голове играл саундтрек из «Бешеных псов».[42]
Когда гигантское грузовое судно проходило особенно близко, косатки не исчезали в глубине; вместо этого они пользовались возможностью продемонстрировать свою необычайную харизму, проходя по носовой волне.Это было настоящее шоу. Косатки выпрыгивали из воды, делали пируэты и явно отлично проводили время. У меня по коже бегали мурашки, и я в этом была не одинока: палуба лодки заполнилась людьми, наблюдающими за представлением, они широко раскрывали глаза, размахивали фотоаппаратами и ахали при каждом новом движении китов – восторг, который в китовом туризме известен как косаткагазм.