Су́чки. Секс, эволюция и феминизм в жизни самок животных

На другом конце спектра находится более устойчивая и значительно более дружелюбная к феминисткам «гипотеза бабушки». Предложенная в 1998 году, она утверждает, что самки, которые выходят из репродуктивной крысиной гонки в середине жизни и сосредотачивают свою энергию на поддержке своих детенышей (и внуков), вместо того чтобы продолжать рожать, значительно увеличивают шансы своего потомства на выживание и, в свою очередь, вкладываются в собственное генетическое наследие.

Антрополог, стоящая за этой теорией, Кристен Хоукс, основала ее на наблюдениях за реально живущими обществами охотников-собирателей, а не на абстрактных математических моделях. Она заметила, что матери из народа хадза Танзании столкнулись с необходимостью выбирать между непосильной работой по сбору крахмалистых клубней и уходом за новорожденными. И если бабушки помогали выкапывать клубни и ягоды и делились ими, они были вознаграждены более здоровыми внуками, которых отлучали от груди в более раннем возрасте.

Подробная многолетняя документация жизни и семейных связей южных жителей, собранная Центром исследований китов, предоставила Крофту альтернативную модель животного в период менопаузы и, что наиболее важно, набор данных, необходимый ему для проверки различных теорий.

Когда я спросила его о гипотезе Хью Хефнера, он сказал мне, что нет никаких доказательств того, что самцы косаток предпочитают спариваться с молодыми самками: «Не вижу ни одного сценария, в котором это было бы адаптивно для самца косатки». На самом деле мне говорили, что все как раз наоборот: самки косаток в постменопаузе ведут явно хищническую половую жизнь, и часто можно увидеть, как они домогаются нетерпеливых молодых половозрелых самцов.

Более сорока лет изучая подводные съемки, полевые заметки и фотографии спинных плавников, Крофт и его команда обнаружили, что самки в постменопаузе чаще всего плыли в передней части стаи, направляя свою семью к лучшим местам для кормления, особенно когда еду становилось доставать все труднее.

Помимо людей, косатки являются наиболее широко распространенными хищниками на планете. Высокоспециализированные охотничьи навыки позволили этим убийцам-космополитам добывать определенные виды животных от Арктики до Антарктики. Например, косатки у берегов Новой Зеландии специализируются на выкапывании и поедании скатов. В Аргентине они прибиваются к берегу, чтобы утащить детенышей морских львов с пляжа. В мае они собираются вдоль перевала Унимак на Аляске, чтобы устроить засаду на молодых серых китов, а в Антарктиде используют синхронное плавание для создания волн, которые смывают тюленей с безопасной льдины. Эти конкретные расы косаток известны экологам как эковидности, поскольку они являются одним и тем же видом, но обитают в определенной географической зоне и не скрещиваются. Более того, известно, что они «говорят» на разных диалектах, а их специальные охотничьи приемы, передаваемые из поколения в поколение, сравниваются с культурой.

Жители юга охотятся на тихоокеанского лосося, в идеале на чавычу (также известную как королевский лосось): взрослая косатка должна съедать по 20–30 рыб в день, чтобы оставаться здоровой. Море Селиш (которое граничит с американо-канадской западной границей) является традиционным местом кормления китов, где они лакомятся этой крупной жирной рыбой. Лосось собирается там в большом количестве, прежде чем поплыть вверх по притокам рек на нерест.

Для обнаружения этих эфемерных горячих точек лосося требуется мудрый и хитрый охотник, поскольку точки меняются в зависимости от года, сезона и даже прилива.

Косатки должны решить, тратить ли энергию на охоту за рыбой, плывущей вверх по реке, или выжидать в глубоководной закусочной «Лосось» в надежде на свежие запасы. Эта сложная познавательная работа стала еще сложнее теперь, когда лососю приходится преодолевать полосу препятствий из гигантских бетонных гидроэлектростанций на пути к местам нереста. Данное обстоятельство в сочетании с потеплением вод и десятилетиями чрезмерного вылова рыбы привело к сокращению популяции лосося. Когда рыбы не хватает, только косатки с многолетним опытом знают, как ее найти, – и это самые старые матриархи.

«Почти как в городе, где магазины с едой на вынос открыты только одну ночь в месяц и вам нужно знать, какая еда на вынос будет открыта в какую ночь месяца», – объяснил мне Даррен Крофт в разговоре по скайпу.

Было доказано, что косатки в неволе обладают феноменальной фотографической памятью: они вспоминают пройденные тестирования даже спустя двадцать пять лет. Эти мудрые престарелые киты – не только живая библиотека экологических и культурных знаний, они еще и невероятно доброжелательны: «Можно увидеть, как шестидесятилетняя самка ловит лосося, разрывает его пополам, а затем отдает половину своему тридцатилетнему сыну. Это потрясающе», – сказал мне Крофт.