Суд королевской скамьи

— Да, от врача СС доктора Зигмунда Рудольфа, ассистента полковника Фленсберга. Он приказал мне сделать инъекции глюкозы нескольким пациентам, но я почувствовал запах карболовой кислоты и отказался. Пациенты заволновались, после чего охранники-эсэсовцы, избив их, заставили подчиниться: их привязали к стульям, и он сам ввел им дозу в сто кубиков каждому. Они скончались почти мгновенно.

— Были ли вы наказаны в результате неповиновения?

— Да. Зигмунд Рудольф назвал меня трусом и выбил мне зубы.

— Вернемся на какое-то время назад, доктор Кельно, в экспериментальные бараки, с первого по пятый. Я вижу, что с достаточной определенностью установлен тот факт, что полковники Восс и Фленсберг были двумя ведущими врачами. Можете ли вы сообщить милорду и присяжным, как у вас складывались отношения с этой парой?

— С Фленсбергом я почти не имел дел. Восс проводил эксперименты по стерилизации. Одним из методов было жесткое облучение рентгеновскими лучами женских яичников и мужских яичек. Вместе с ним работал. еврейский врач доктор Дымшиц. Должно быть, он слишком много знал, за что и был отправлен в газовую камеру. Вскоре после этого Восс пригласил меня и другого польского врача, Константина Лотаки, и проинформировал нас, что время от времени нам придется оперировать в пятом бараке.

Наконец приоткрылась дверь в пятый барак, за которой скрывались его ужасные тайны. Баннистер и О'Коннор старались записывать каждое слово. Гилрой прилагал усилия, чтобы совладать с эмоциями, захлестывавшими его.

— Продолжайте, пожалуйста, сэр Адам.

— Я спросил у Восса, какого рода операции я должен буду делать, и он ответил, что мне предстоит извлекать пораженные органы.

— Какова была ваша реакция на его слова?

— Мы с Лотаки были очень встревожены. Восс ясно дал нам понять, что нас ждет та же судьба, что и доктора Дымшица, если мы откажемся сотрудничать.

— То есть за отказ вас могла ждать газовая камера.

— Да.

— Но так как вы уже раньше отказывались делать инъекции фенола, почему вы опасались последствий этого отказа?

— Потому что тут было совершенно другое дело. Восс сказал, что, если мы откажемся, операции будут делать санитары-эсэсовцы. Мы решили обсудить ситуацию с другими заключенными-медиками. Мы все пришли к заключению, что это будет означать неизбежную гибель всех жертв Восса, и нам с Лотаки как опытным хирургам было дано право попытаться спасти жизни этих людей.

— Вы хотите сказать, что переговорили со всеми заключенными-медиками?

— Со всеми, кроме Марка Тесслара. Он испытывал ко мне личную ненависть еще с тех времен, когда мы были студентами в Варшаве. Позже в Ядвиге он вместе с Воссом проводил эксперименты.

— Минутку, — сказал Томас Баннистер, вставая.

Адам Кельно рывком вскочил со стула, схватился за перила и заорал:

— Вы не заткнете мне рот! Именно Тесслар и его ложь заставили меня покинуть Польшу! Это коммунистический заговор, чтобы загнать меня в могилу!

— Не вызывает сомнений, — холодно сказал Баннистер, — что данная ситуация подлежит осуждению; тем не менее в настоящее время я воздержусь.

— Ну что ж, — сказал Гилрой, — пусть даже вы не требуете от меня соблюдения правил, все же позволю себе внести одно предложение. Похоже, что страсти слишком накалились. Убежден, что подошло время сделать перерыв до следующего дня.

3

Была почти полночь, когда Терри появился в доме Кельно.

— Где ты был? — спросила Анджела.

— Гулял. Просто гулял.

— Ты ел?

— Я не голоден. Доктор Кельно еще не спит?

— Нет, он у себя в кабинете.

Застыв с восковым лицом, Адам Кельно сидел за столом. Он не слышал стука в двери и не обратил внимания на вошедшего юношу.

— Доктор...

Адам медленно поднял на него глаза, потом отвел взгляд.

— Доктор, я сейчас бродил по улицам. Я хочу сказать, что все время думаю о том, что мне сегодня довелось услышать... и стараюсь понять. Я вижу, что никто не представлял себе, что там такое было. Читать об этом совсем не то. Я просто не знал.

— Твоему желудку трудно все это переварить, Терри? То, что ты слышал сегодня, — может быть, еще самое лучшее из того, что там было.

— О Господи, доктор. — Терри упал на стул и закрыл лицо ладонями. — Если бы только я представлял себе, что делаю. Я готов провалиться сквозь землю.

— Ты ни в чем не виноват. Может быть, тебе слишком тяжело слушать. И, может быть, тебе не стоит больше ходить в суд.

— Прошу вас, перестаньте. Я чувствую себя последним подонком. Непостижимо, как я и такие, как я, у которых есть все, что только они пожелают, могут быть так поглощены своими собственными проблемами, своим собственным мирком, своим самолюбием, и совершенно не видеть и не понимать ни других людей, ни их нужд и страданий.

— Все молодые поколения эгоистичны, — сказал Адам, — но ваше вне конкуренции.

— Доктор, сможете ли вы простить меня?

— Простить тебя? Господи, ведь не по твоей же вине немцы оказались в Польше.

— Когда-нибудь я искуплю свою вину перед вами.

— Просто учись, чтобы стать хорошим врачом. Этого хочет твой отец. Вот это и все искупление, которое мне нужно.