Суд Линча

«Видимо, потеряв ключ спьяну, проник домой с помощью топора», – подумал Павел и подошел к двери, хотел звонить, видит: нет кнопки звонка, вместо кнопки торчит оборванный конец провода. Осторожно сунул палец в отверстие для личинки замка и пошатнул дверь. Слабо скрипя, дверь пошла назад. Она была не затворена. Открыв дверь, Павел переступил обшарпанный порог и не узнал шикарную прихожую квартиры матери. Ковролина нигде не было, вместо него многократно облитый чем-то, ни разу не подметенный пол, где даже не было видно, дощатый пол или паркетный. Не было встроенных шкафов. Пеноплен, оторванный от стен, где висел клочками, где совсем отсутствовал. Павел посмотрел в комнату, ахнул. Комната была совершенно пустая, только в углу лежала куча непонятного мусора. Стены – голые, обои кое-где оторванные, ни занавесок, ни гардин. У балконной двери внутреннее стекло на уровне человеческой головы было разбито. На полу валялись осколки. На подоконнике стояло несколько пустых бутылок из-под водки и массивная пивная кружка с разбитой ручкой. В углу подоконника лежало полбатона белого хлеба и кулек, на дне которого лежали несколько жареных килек.

Павел подошел к двери в маленькую комнату, открыл и от запаха перестал дышать. Вошел в комнату, видит: так же кругом обшарпана, мебели никакой нет, только одна никелированная кровать, найденная где-нибудь на свалке, поскольку никель давно облез, и головки заржавели. На ней лежит рваный матрац без простыни, от грязи уже черная подушка, набитая ватой, местами подпаленная и рваная. На кровати лежит пьяный Петр в одежде и в дырявых ботинках, накрытый ватным порванным грязным одеялом. Возле кровати табуретка, на ней стоит недопитая пол-литровая бутылка водки. Напротив кровати стоит двухстворчатый платяной шкаф, одна створка у которого оторвана и прислонена к стене.

Первым делом Павел открыл окно. От вошедшего внутрь свежего воздуха Петр очнулся. Открыл глаза, увидел на табуретке бутылку, закрыл глаза и протянул руку к ней. Павел заметил это и убрал бутылку. Петр, не открывая глаз, стал шарить рукой по табуретке, искать бутылку. Видит, нет бутылки, резко приподнялся и открыл глаза. Увидев Павла, заулыбался, лег на подушку, поднял растопыренными пальцами правую руку для привычного приветствия и произнес:

– Павлик, привет!

Павел, вместо того, чтобы ладонью ударить по руке брата, как у них было заведено, ударил бутылкой. Петр, у которого глаза были приоткрыты, увидев это, схватился за бутылку мертвой хваткой и, вырвав из рук Павла, жадно стал пить из горлышка.

– Во что ты превратился, Петя? Вместо человеческого сознания у тебя появился животный инстинкт. С каким остервенением ты впился в эту бутылку?

– Брат, ты мне мораль не читай, я очень спать хочу. Всю ночь не смог заснуть: у меня нечего было пить, меня колотило, ты не представляешь, как. Думал, умру. К бабке Насте ходил за самогоном, она уже мне по записи не отпускает. Гадина, меня выгнала за ворота. Собаку спустила. Утром Мишань зашел ко мне, жрать принес и поллитру, он мне был должен. Там на подоконнике есть поесть чего, Паша, угощайся. Я сейчас немного посплю, потом встану, поговорим. – И повернулся к стене на правый бок.

Павел хотел ему что-то сказать, но в это время кто-то постучал во входную дверь.

– Есть кто дома? – послышался голос через полуоткрытую дверь.

Павел вышел в большую комнату, видит, в прихожей мужчина, прилично одетый, с дипломатом в руке.

– Заходите, пожалуйста! Я предполагал, что это кто-нибудь из собутыльников брата. Ошибся.

– Петр Антонов здесь живет? – спросил мужчина.

– Здесь.

– Я хотел спросить, не вы ли Петр, потом вспомнил, что у него был брат-близнец. Кажется звали Павел. Вы, наверно, Павел?

– Мне тоже ваше лицо знакомо, но не могу вспомнить, где мы встречались.

– В военной форме могли бы узнать меня. В лице я не особо изменился.

– Узнал, узнал! Капитан Елисеев из особого отдела.

– Угадали, но теперь полковник Елисеев из комитета госбезопасности. Где ваш брат?

– Лежит без задних ног в другой комнате, но там дышать нечем. Я только что открыл окно, пусть немного проветрится, пока вы мне скажете, что же он мог натворить такого, что им заинтересовался КГБ.

– Разумеется. У меня и к вам будут вопросы, не предполагал с вами встретиться здесь. Можем где-нибудь сесть, побеседовать?

– Я сам сюда вошел пять минут назад, вижу, шикарные апартаменты моей матери превратились в свинарник. Пойдемте на кухню, не знаю, там есть на что сесть?

Павел открыл дверь на кухню.

– Есть, две табуретки есть, стол грязный, но я найду тряпку, вытру. Проходите, пожалуйста, на кухню!

Елисеев зашел на кухню и сразу обратил внимание на черный закопченный потолок.

– Ну и запустил квартиру ваш брат.

– Вы бы заходили сюда, когда мать была жива. Не квартира была, а царские палаты: ковры, мебель. Все продал, пропил, наверное. Я сам живу в Москве, уже больше восьми лет не приезжал сюда. Знал, что мой брат работает в гаражном кооперативе сторожем, но не знал, что он так опустился. С завтрашнего дня займусь его лечением от алкоголизма.