Суд Линча

– Молодец! Хоть не совсем так, но что-то есть. Меня зовут Никанор Иванович, запомни! Теперь слушай внимательно и сделай, как велю: о нашем разговоре никому ни слова не говори, даже брату.

– Могила!

– Когда ты в следующий раз можешь получить увольнительную?

– Через неделю, если в этот раз наш старшина не станет меня обнюхивать.

– Купи мятные конфеты, отбивай запах пива и больше ничего спиртного не бери в рот. Сможешь?

– Ради отпуска могу, но как вы можете помочь? Среди нашего начальства есть знакомые?

– Нет, сынок, такие вещи по знакомству не делаются. Твой отпуск сам заработаешь. Я только подскажу, что надо делать, и помогу. Значит, через неделю я тебя буду ждать у себя в мастерской. На центральной улице нашего города ты был?

– Где кинотеатр на площади? Да, был.

– Там чуть дальше кинотеатра есть вывеска «Фотоателье».

– Знаю. Наши ребята туда заходили, фотографировались. Меня мой брат фотографирует.

– Вот я работаю в этом фотоателье. Зайдешь, заодно и тебя сфотографирую, пошлешь, точнее, понесешь своей любимой девушке.

* * *

К одноэтажному зданию солдатской столовой идет стрелковая рота, чеканя шаг. Старший сержант Поцелуев командует:

– Рота, стой! Справа по одному в столовую шагом марш!

И все солдаты, четко выполняя команду, заходят в столовую. За стрелками со стороны казарм идет строй сводной роты без строевого шага, вразвалочку, одеты разношерстно: кто в рабочих комбинезонах, кто в гимнастерках, у кого пилотка на голове, у кого под ремнем, многие в руках держат рукавицы и почти у всех не застегнут воротничок. Рядом шагает сержант в рабочем комбинезоне, за поясом – рукавицы. Он вытаскивает из кармана тетрадь, открывает на ходу, проверяет, кто сколько потрудился, и кричит:

– Медведев!

– Я Медведев, – отвечает из строя ефрейтор Медведев.

– Твоя бригада сегодня меньше всех потрудилась. С обеда пойдете на разгрузку вагонов на склад номер тридцать. Туда подали два вагона. Остальным переодеться и на политзанятие.

Подойдя к двери столовой, сержант скомандовал:

– Рота, стой!

– Слева по одному за мной! – крикнул направляющий высокорослый солдат Силютин и побежал к двери столовой, остальные двинулись за ним, не дожидаясь команды сержанта, и у входа в столовую создали толкотню.

– Силютин! – крикнул сержант.

Верзила Силютин, пропустив остальных, из тамбура столовой высунул голову и ответил:

– Я Силютин.

– Завтра нам троих послать в наряд в столовую. Думал, кого же послать. Вот ты подбери еще двоих, пойдете в столовую.

– Фу! – выразил свое недовольство Силютин и скрылся за дверью.

Солдаты стрелковой роты заняли места у длинных столов с пристроенными с двух сторон скамейками, стоят руки по швам и ждут команды.

Звучит команда Поцелуева:

– Садись! Приступить к приему пищи.

Солдаты открыли кастрюли; одни, взяв половник, стали разливать борщ по тарелкам, другие стали передавать эти тарелки друг другу.

А солдаты сводной роты зашли и разбежались кто куда. Кто быстрей за стол, кто к умывальникам, что у прихожей, а ефрейтор Антонов подошел к окошку раздачи и позвал брата, который отрабатывал наряд вне очереди.

Петр в брезентовом фартуке, без головного убора, с засученными рукавами подошел к окну.

– Паш, я тебе купил открытку, она у меня в тумбочке, – поторопился сообщить Петр. – Вечером я занесу.

– Опять попался? – укоризненно говорил Павел.

– Вот этот стукач Поцелуев, – показывает на старшего сержанта, – обнюхал меня и доложил старшине, а я даже не был выпивши. Всего одну кружку пива выпил, и то угостил фронтовой друг нашего отца.

– Какой фронтовой друг? Откуда ты нашел такого?

– Настоящий фронтовой друг отца. Как он говорит, наш отец спас ему жизнь, а сам погиб на его глазах.

– Где? Когда? Ты спросил?

– Конечно. На фронте, где же еще? На каком фронте – не сказал, но время он сказал. Говорит, в сорок четвертом году отец прикрыл его своим телом, а сам погиб.

– Трепач он. Наш отец пошел на войну только в сорок пятом, а погиб в сорок четвертом?

Павел повернулся и пошел к столу, взял свободную миску, налил борщ и стал есть.

«Трепач какой-то. В сорок четвертом сражался с нашим отцом», – подумал он.

А Петр смотрел на брата, как он ест, и думал: «Пусть он трепач, зато мне поможет с отпуском.

* * *

Как только наступили сумерки на центральной улице города, наряду с другими уличными вывесками, загорелась и неоновая вывеска с изображением фотоаппарата и надписью «Фотоателье». Осенний вечер, пасмурно, капает дождь. Вышедшая из фотоателье молодая пара сразу открыла зонтики. Он взял ее под руку, и побежали они к автобусной остановке.

Выпроводив последних клиентов, фотограф Никанор Иванович перевернул вывеску «Открыто» на обратную сторону «Закрыто», но двери не запер. Пошел он внутрь мастерской, сел на стул возле письменного стола, где в коробках лежали готовые фотокарточки разного формата, посмотрел на часы и подумал: