Суд над Иисусом

Саддукеям противостояли народные проповедники и учителя, «отделившиеся» от них (на иврите — «прушим»), в русской традиции произносимые как «фарисеи». Эти несли массам традиционные ценности посмертного воздаяния, Страшного суда, греха и искупления… Битвы обеих сект за то, «чей Бог праведней», завершались страшными преследованиями побежденных — казнями, распятиями, травлей (с обеих сторон). Конечно, сей древний сюжет имеет к нашей теме косвенное отношение, но важно отметить: к моменту появления на историко-религиозной сцене Йешуа сложилась, как выражается Д. Флюссер, «целая диалектика греха в иудаизме» (36). Постепенно возникало осознание двух центральных проблем в рамках вновь формирующейся национальной идеологии, в тогдашних условиях бывшей всегда — богословием. Первая: в реальном мире праведникам не получить возмещения за праведность, праведники погибают неотомщенными. Обычно на земле торжествуют грешники. Хуже того и сложнее того: как правило, вообще невозможно смертному человеку отличить, кто же на земле на самом деле праведник, а кто грешник. И тот, и этот обычно сосуществуют в душе одного человека. Как, по каким критериям судить других людей? Как бороться со злом, если оно притаилось не в душах неких «сынов Ада», как думали предки евреев, но в сердцах буквально каждого из смертных, даже самого праведного? (десять веков спустя великий еврейский богослов рабби Моше бен Нахман, по прозвищу Рамбан или Нахманид, скажет: «Человек может быть отвратительным и в строгих рамках Торы»). Но тогда — кому в этом мире суждено считаться первым, а кому последним?

И в кругах учителей-богословов складывалось новое отношение к греху. Следует к любому ближнему проявлять милосердие и сострадание, независимо от того, праведен он или грешен. Не нам с вами судить человека! За грех, если он есть, будет отомщено, но отомстишь не ты, а Всевышний судья. Когда в Евангелии от Луки Йешуа говорит: «Будьте милосердны, как Отец ваш небесный!» (6, 36), он по сути повторяет ставшее привычным в народе суждение многих раввинов фарисейской школы.

Д. Флюссер процитировал авторитетнейший раввинистический источник начала 2-го в. до н. э, так называемую «Премудрость Иешуа бен Сираха» (в русской традиции — Иисус сын Сирахов)

Ярость и гнев — они омерзительны,
Только грешник в себе их носит.
Мстящему другим отомстит Господь…

Оставь обиду на ближнего — и тогда молись,

И будут прощены тебе твои грехи.
Ты хранишь гнев на человека,
К себе подобному не имеешь сострадания,
И молишься о прощении грехов?
А кто расплатится за твои грехи?

И задолго до рождения Йешуа возникли вблизи Мертвого моря обители необычной, закрытой еврейской секты — ессеев (Д. Флюссер называет ее весьма резко — «человеконенавистнической»). Ессеи презирали обычную житейскую еврейскую мораль и практику (не говоря уж, конечно, о недостойной даже и упоминания в их среде морали язычников), они были убеждены, что их соплеменники увязли в по горло в смертных грехах, лжи и лицемерии. И сами, назвав себя «Сынами Света», они отделились от прочих людей, «Сынов Тьмы», — насколько отделение было возможно в человеческом общежитии.

Однако и самая бесчеловечная идея, замечает профессор, дойдя в развитии до предела, может неким парадоксальным скачком вернуться оттуда в свою противоположность. Отторжение от грешного человечества завершилось у ессеев проповедью… полного отказа от мести злобным противникам: «Я никому не воздам за зло, добром я буду преследовать человека, потому что Бог будет судить все живое и каждому воздаст… Я не затею спора с людьми Ада до Дня мщения, но моего гнева не отведу от людей неправды и не успокоюсь, пока он не свершит правосудия» …. (Устав, 9, 21–26). Итак, великое открытие ессев состояло в том, что зло можно преодолеть добрыми делами. Флюссер комментирует парадоксальность их схемы: ведь под напором добрых дел, совершаемых для врага, и сам враг, если только он конкретный, обычный человек, неизбежно станет лучше, да и ты сам, мститель, невольно начнешь его любить (человеческой природе свойственно любить того, кому делаешь добро). Ессеи не понимали ни первого ни второго следствия из их постулата, но их новая нравственная идея превратилась в важнейший фактор религиозной, а потом и мировой истории.

Ибо одним из ессеев был близкий родственник Йешуа — Иоанн (Предтеча), проповедник с Иордана. Через него она, по видимому, и пришла к Йешуа: «А я говорю вам: не противься злому. И кто ударит тебя по в правую щеку, обрати к нему другую» (Мф, 5, 39), а от Йешуа вошла она в христианство. В новое время ее стал исповедывать по наследству от рабби из Нацерета Лев Толстой (его учение: «Иисус минус церковь»), за ним освободитель Индии Махатма Ганди, сокрушитель расового неравенства в США Мартин Лютер Кинг…