В камере ночью я пал на колени и дал клятву… дал обещание Богу быть верным Ему и делу Его,— как мой отец. И я готов лечь вместе с моим отцом в ту же могилу. Эти суды объединяют верующих и призывают на борьбу.
«До 1960 г. пока не было „Положения“ и „Инструктивного письма“, у нас не было отдельных общин. Союз был один. Сам Карев засвидетельствовал, что нас с вами разделила Советская власть.
Нет, верующие не рабы, они не упали на колени. Они решили лучше умирать стоя, чем жить на коленях, лучше страдать с народом Божьим, чем быть с отступниками.
Верующие объединились, стали ходатайствовать, кричать в Правительство, даже были делегации. Одна из них – из 130 городов. Этот шум поднялся на весь мир. А сейчас нас обвиняют, что мы связаны с заграницей. Причина этому – ваши суды. Мы знаем, что о нас молится весь христианский мир, и поводом к этому послужили гонения. Образовались новые общины, возросло число молодежи. Они жертвуют собой ради того, чтобы истина восторжествовала. Из рядовых членов делают героев истинных борцов и возгревают в верных такой дар, как сострадание, любовь.
Вот, к примеру, мне дадут 5 лет. Что если вы отрываете отцов от детей. Что они по миру пойдут? Нет! Может быть государство о них позаботиться? Когда я был дома, зарабатывал 150-170 р. Я сам обеспечивал семью, а теперь разве жена на 72 рубля обеспечит? Конечно, нет? Эта тяжесть ляжет на плечи верующих, которые будут отрывать от себя, проявляя добродетель, в скорбях помогать друг другу. Эти судьи и за это нас осудят. Если не делать этого, пускать детей по миру, нас же опять осудят. Вот какой вред приносят эти суды.
Приговор нам вынесут. Пусть даже самый строгий, и мы не дрогнем, выслушав его. И чем строже приговор, тем яснее он говорит о двух причинах: О слабости и поражении неверия и о том, что стою на правильном пути.
Я прошу действовать в соответствии закону, только справедливо. И если мы идем страдать, это не говорит о том, что мы не любим своих жен, детей, родителей. Мы любим их больше, чем кто-либо. Мы не делаем так как неверующие, мы не оставляем своих гнезд, не меняем жен по два-три раза. Мы любим детей своих от чрева, потому у нас их много. Мы любим и свободу, и жизнь. Это одна чаша весов. А на другую кладется нечто большее… что перетягивает. Это любовь к Господу, к делу Его, к народу Его. И мне хочется просить прощения у жены, у детей, у свободы, у самой жизни, у вас всех, за то, что я добровольно готов страдать, оставив все. Страдать за Того, Кто возлюбил нас прежде! За Него не страшно и жизнь всю отдать!
Я знаю, что семена правды, посеянные здесь, там, в тюрьме, расцветут. «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода».
В заключение, с этой почетной трибуны мне хочется сказать это вечно живое, дорогое каждому сердцу христианина выражение, вечно живые, известные всему миру слова: «Христос воскрес!» (– Воистину воскрес! – троекратно прозвучало в зале).
Еще судья не закончил читать приговор, как в зале раздалось: «Братья, бодритесь!» И к подсудимым через головы впереди сидящих полетели букеты цветов. При выходе братьев также забросали цветами. И от здания областного суда до тюрьмы ехавший «воронок» ронял цветы…