Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Затем шел Фриче, и Никитченко стоически сидел на месте, пока Лоуренс зачитывал вердикт. Фриче давал указания немецкой прессе, как ей писать о войнах против Польши и Советского Союза. Но он не играл ключевой роли в планировании пропагандистской политики Германии. Он даже не был настолько важной фигурой, чтобы его приглашали на совещания по разработке планов войны. Поэтому, продолжал Лоуренс, его деятельность не подпадает под данное Трибуналом определение заговора. Не счел Трибунал его ответственным и за подстрекательство немцев к совершению злодеяний. Фриче извергал антисемитские речи, но не призывал прямо к преследованию и убийству евреев. Его оправдали по всем разделам. Последним шел вердикт против Бормана, и Никитченко объявил его виновным (in absentia) по Разделам III и IV[1376].

В итоге Разделы III и IV оказались самыми надежными. Лишь двое из восемнадцати подсудимых, обвиненных в военных преступлениях, и двое из семнадцати, обвиненных в преступлениях против человечности (в обоих случаях Гесс и Фриче), были оправданы по этим статьям. Раздел II тоже прошел неплохо. Виновными по нему признали двенадцать из шестнадцати подсудимых, обвиненных в преступлениях против мира (всех, кроме Шпеера, Папена, Шахта и Заукеля). Развалилось только обвинение в заговоре, которое Джексон считал столь необходимым для демонстрации того, сколь широка и глубока преступная сущность нацизма. По Разделу I обвинялись все двадцать два подсудимых. В итоге, сузив охват этого пункта обвинения, Трибунал признал виновными в заговоре только восемь из них. Но и после этого обвинение в заговоре мало влияло на исход процесса – все восемь были также признаны виновными в преступлениях против мира[1377].

Суд ушел на перерыв, и пристав немедленно освободил из-под стражи трех полностью оправданных подсудимых. Полевой, наблюдая их с близкого расстояния, отметил, что Фриче с довольным видом попрощался с другими подсудимыми, «не в силах скрыть животной радости». Папен попрощался «лишь с военными, моряками и Герингом». Шахт прошел мимо других подсудимых «с презрительной гримасой на своем бульдожьем лице»[1378]. Трое освобожденных подсудимых направились в комнату прессы для интервью. За ними вплотную следовали западные репортеры. Советские журналисты остались[1379].

* * *

В 14:50 суд собрался на свое последнее заседание. Теперь настроение в зале было совсем другим. Свет приглушили: на этом последнем заседании не полагалась фото- и киносъемка. Скамья подсудимых была пуста: их вводили в зал по одному, чтобы объявить им наказания. Журналисты и другие наблюдатели, толпившиеся в отделении для прессы и на галерее для посетителей, молча сидели и ждали. Когда судьи вошли в зал, присутствовавшие встали, затем снова сели и продолжали ждать в молчании[1380].

Прошло несколько минут. Судья Лоуренс оглядел зал и кивнул. Раздвижная дверь за скамьей подсудимых отъехала, и вошел Геринг под конвоем двоих военных полицейских. Лоуренс зачитал приговор: «Смертная казнь через повешение». Геринг оглядел судей, а затем повернулся и вышел из зала. Через несколько секунд вошел Гесс и выслушал свой приговор: «пожизненное заключение». Он вышел, и вошел Риббентроп с пепельным лицом. «Смертная казнь через повешение». Процессия продолжалась. Кейтель, Кальтенбруннер, Розенберг, Франк, Фрик и Штрайхер один за другим представали перед Трибуналом и слышали те же четыре слова: «Смертная казнь через повешение». Следующих четверых подсудимых пощадила веревка палача. Функ и Редер были приговорены к пожизненному заключению, Дёниц получил десять лет, Ширах – двадцать лет. Заукель, Йодль и Зейсс-Инкварт были приговорены к повешению. Шпеер получил двадцать лет, а Нейрат – пятнадцать. Борман был приговорен к смерти in absentia. Меньше чем за час были зачитаны все приговоры[1381].

Прежде чем толпа разошлась, Лоуренс объявил, что Никитченко пожелал зафиксировать свое несогласие с вердиктами в адрес Шахта, Папена и Фриче. Лоуренс сказал: «По его мнению, их следовало осудить, а не оправдать». Никитченко также не согласился с определением Трибунала по поводу Имперского кабинета, Генерального штаба и Верховного командования: «По его мнению, – огласил Лоуренс, – их следовало признать преступными организациями». Не согласился Никитченко и с приговором Гессу, которого следовало приговорить «к смерти, а не к пожизненному заключению». Лоуренс отметил, что это особое мнение будет приложено к тексту окончательного приговора, который скоро опубликуют. На этом Нюрнбергский процесс закончился[1382].