Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал

Оправдательные вердикты не устроили многих немцев. К тому моменту, как суд разошелся, рассерженная толпа уже собралась перед Дворцом юстиции; она была разочарована освобождением Папена, Шахта и Фриче[1383]. Советская сторона рада была воспользоваться этим негодованием и немедленно привела свой план в действие. Советский дипломат Владимир Семёнов встретился в Берлине с Вальтером Ульбрихтом и другими немецкими политиками и дал им инструкции провести кампанию протеста в прессе и на радио, а также организовать демонстрации, чтобы показать, что немецкий народ поддерживает особое мнение Никитченко. 2 октября Семёнов сообщил в МИД, что этот план уже исполняется. Следуя московским инструкциям, в Берлине провели демонстрации сразу после оглашения вердиктов, и теперь протесты шли по всей советской зоне оккупации[1384].

Эти демонстрации произвели сильное впечатление на наблюдателей. Полторак впоследствии вспоминал, что в одном только Лейпциге 100 тысяч человек вышли на демонстрацию под лозунгами: «Смерть военным преступникам!», «Мы хотим длительного мира!», «Народный суд над Папеном, Шахтом и Фриче!»[1385]. Люциус Клэй (заместитель главы военной администрации США в Германии) также отметил широкое недовольство оправдательными приговорами. 7 октября в письме в администрацию генерал-адъютанта Военного министерства США он сообщил, что Социал-демократическая партия и Социалистическая единая партия (коммунисты) 2 октября организовали массовые протесты в Берлине, а последняя также провела демонстрации во многих других городах советской оккупационной зоны. Местные власти и простые немцы призывали судить Шахта, Папена и Фриче немецкими национальными судами за преступления против немецкого народа[1386].

Затем Клэй описал публичные реакции немецких политиков. Альфред Кубель, премьер-министр Брауншвейга, назвал оправдательные приговоры «неожиданными» и заметил, что Папен «не мог не знать о намерениях нацистов». Курт Шумахер, общенациональный председатель Социал-демократической партии, тоже раскритиковал оправдание Папена. По его мнению, вердикты ясно показали, что победители не смогли понять «суть нацизма». Якоб Кайзер, общенациональный председатель Христианско-демократического союза, в частном порядке высказал неодобрение оправдательным приговорам и тому, что приговор продиктовали победители. По словам Клэя, политики ясно понимали, что сейчас политически выгодно выказывать «антинацистские чувства». Он также отметил «сильное и искреннее негодование» и широко распространенное стремление «раз и навсегда» очистить Германию от нацизма[1387].

Москва помогла опубликовать особое мнение Никитченко в СССР и за рубежом, и советские руководители следили за реакцией мировой прессы. Семёнов сообщил в МИД, что «прогрессивные газеты» всего мира высказывают «потрясение и гнев» из-за оправдательных приговоров, недовольны легкими наказаниями для некоторых других подсудимых и выражают поддержку Никитченко. По словам Семёнова, аргентинская газета «Ла Ора» даже сообщила, будто Шахта оправдали, потому что англо-американские империалисты нуждаются в нем для реорганизации немецкой промышленности и финансов. Напротив, британская пресса защищает приговор и ставит под сомнение право немецких национальных судов судить людей, оправданных в Нюрнберге, потому что это значило бы, что их власть больше, чем у Трибунала[1388].

9 и 10 октября Союзный контрольный комитет отклонил прошения о помиловании, и планы исполнения смертных приговоров стали воплощаться в жизнь[1389]. Казни были запланированы на время сразу после полуночи 16 октября и должны были состояться в маленьком гимнастическом зале во дворе нюрнбергской тюрьмы. Тем временем Клэй переслал американским оккупационным властям памятную записку из Госдепартамента США, по-прежнему отражавшую озабоченность тем, как бы процесс не сочли судом победителей. Госдепартамент советовал американским властям представить нюрнбергский приговор немецкому народу как законное возмездие за ужасное зло, «причиненное цивилизации» военными преступниками, и подчеркнуть, что главные доказательства обвинения исходят от самого нацистского режима. Нужно было сделать акцент на том, что вердикты не месть, а результат беспристрастного суда, вновь подтвердившего существующие нормы международного права[1390].

* * *

Вечером 15 октября пресс-лагерь гудел как улей в предвкушении и возбуждении. Полевой писал: «Была бы воля, все бы мгновенно сорвались с мест и… ринулись бы на тюремный двор» посмотреть на казнь. Каждой из четырех стран-обвинителей выделили только два места для прессы: одно для репортера, другое для фотографа. Советские места достались корреспонденту ТАСС Борису Афанасьеву и фотографу «Правды» Виктору Тёмину, чьи фотографии капитуляции немцев в Берлине уже стали классическими[1391].