Сванидзе:
В эфире «Суд времени». Второй день слушаний по делу о событиях осени 1993-го года. Напоминаю, до перерыва мы обсуждали вопрос: « Почему попытки мирных переговоров не дали результата?» Я предоставляю слово стороне обвинения. Прошу Вас.Кургинян:
Я хотел бы…Сванидзе:
Тезис и Ваш свидетель.Кургинян:
Да. Я хотел бы, все-таки, только одно доказательство: разговор Руцкого с Зорькиным в момент расстрела Белого дома.Сванидзе:
Пожалуйста, доказательство обвинения.Материалы по делу.
На экране в студии Александр Руцкой: «Мы живые свидетели. Они нас живыми не оставят. Я тебя прошу, звони в посольство. Посади человека, пускай звонит в посольство. Пошли сюда… от Содружества Независимых Государств… Пошли сюда из Совета субъектов федераций. Врет Черномырдин! Врет Ерин! Я тебя умоляю, Валера, ну, ты понимаешь!»
Кургинян:
Там еще дальше сказано, я продолжаю: «Ты же верующий! На тебе же будет крест! Валера, они бьют из пушек! Из пушек! Если бы ты увидел… да не стреляем мы, ёлки…вот трубка — тишина, послушай — тишина!» Я привожу только доказательство. Теперь я не хочу ничего к нему говорить…Сванидзе:
Вопрос был о неудаче мирных переговоров.Кургинян:
Вот! Я говорю о неудаче мирных переговоров.Сванидзе:
Александр Руцкой, дай ему бог здоровья, живой, по-моему.Кургинян:
Нет, он живой, другие — мертвые. Другие — мертвые.Сванидзе:
Все лидеры живые.Кургинян:
У нас лидеры, Николай Карлович…Сванидзе:
Вы говорили и другие вещи, Сергей Ервандович, мы помним…Кургинян:
Николай Карлович, лидеры как мишени…Сванидзе:
Мы помним…Кургинян:
Их поднимают и стреляют…Сванидзе:
Мы помним, как Хасбулатов призывал бомбить Кремль…Кургинян:
Неважно. Одни призывали, а другие стреляли.Сванидзе:
Нет, важно…Кургинян:
Хорошо. Я хочу говорить не об этом. Все в этот момент пошли в разнос. То, что я сказал — разнос…Сванидзе:
Абсолютно согласен…Кургинян:
Значит, единственный урок…Сванидзе:
Продолжайте, пожалуйста.Кургинян:
…никогда не парализовывать законную власть. Никогда! Ни при каких основаниях! Никогда больше! И мы увидели, кто ее парализовал! Ее парализовал указ 1400.Теперь я просто хочу коротко опросить одного из моих свидетелей Михаила Челнокова. Народный депутат России, который первый выразил некие сомнения в политической дееспособности Ельцина.
Михаил Челноков, народный депутат России (1993 г.):
Нет. Сергей Ервандович…Кургинян:
Нет? Извините.Челноков:
Я отнюдь не выразил сомнения в его дееспособности. Я был первым, кто поднял вопрос о его импичменте. У меня не было сомнений. Отнюдь!Кургинян:
Да. Пожалуйста, Ваше мнение.Челноков:
Переговоры не удались по одной простой причине. У Ельцина была в жизни только одна цель — патологическая жажда власти. Ни женщины, ни семья, ни друзья, ни конкретные реформы, ни Россия — больше ничего.Сванидзе:
Значит ли это, что Ельцин ушел из Кремля и отдал власть Путину, потому что им овладела безумная, неуправляемая жажда власти?Челноков:
Вы очень серьезно передернули вопрос, потому что Ельцин оставался у власти еще 8 лет, которых ему вполне хватило…Сванидзе:
За это время его жажда власти иссякла.Челноков:
Нет, к этому времени он понял, что его ответственность перед страной будет столь фантастически огромна, и страна может поставить вопрос о его уголовной ответственности и за расстрел парламента, в котором погибло полторы тысячи человек на самом деле. Я вам говорю реальную цифру, а не 146 человек. И за те реформы, которые привели и к обнищанию народа, и к тому, что приватизация дала абсолютно нулевой результат.Сванидзе:
Спасибо.Филатов:
Я думаю, никому не нужно говорить об этом.Кургинян:
Николай Карлович, можно я Вам дам два коротких разъяснения.Сванидзе:
Мне???Кургинян:
Вам…Сванидзе:
А! Разъяснения? Прошу вас.Кургинян:
Это Вам будет одно из них точно интересно.Сванидзе:
Прошу Вас.Кургинян:
Так вот я Вам говорю, один из самых близких ему людей мне сказал после операции…Сванидзе:
Ему — в смысле Борису Николаевичу?Кургинян:
Да, Борису Николаевичу… мне сказал: «Дальше все безнадежно». Я говорю: «Что — он теперь так нездоров?» «Нет, он потерял свою исключительную жажду власти». Речь шла, как Вы знаете, об этой операции на сердце. Он проснулся уже без нее. Это сказал один из самых близких ему людей.