Читаем Суданские хроники полностью

В середине священного зу-л-када этого года [22.VI— 21.VII.1629] я отправился к господину собрату возлюбленному, выдающемуся факиху кадию Мухаммеду-Самбе, кадию Масины, чтобы навестить его. А он уже годы просил меня об этом, [но] Аллах сделал сие возможным, слава Ему, лишь в это время. И было то впервые, что я увидел эту область. Когда мы достигли жилища /231/ упомянутого сейида, то обнаружили, что он в отъезде, в ставке государя Хамади-Амины. Туда к нему было послано сообщение о нашем прибытии, и посланный вернулся ко мне с [предложением] выбирать между тем, чтобы я присоединился к кадию Самбе там, увидел бы государя и его приветствовал, или чтобы мне остаться в доме сейида, пока он сюда ко мне не приедет, и тогда мы вместе возвратимся к государю — приветствовать его и повидать.

И я избрал первое, дабы не возлагать на хозяина тяготы двойной поездки. И двинулся я к ним, уважаемый и почитаемый, но лишь наутро следующего дня мы добрались [к ним]. Когда мы приблизились к ставке государя, сейид кадий известил о том султана, и тот отправил ко мне посланца своего для встречи. Мы прибыли в ставку и вошли в [предназначенное нам] жилище поздним утром, когда начался дождь. Но никто из нас никого [из них] не увидел ранее, как после полуденной молитвы. В это время я пошел к сейиду кадию в его жилище; он, меня поздравил с приездом и радовался мне большой радостью и с восторгом. Он пожелал мне всяческих благ и отправился вместе со мною к государю во дворец его.

Государь приветствовал меня подобным же образом; а мой приход совпал с приходом к нему амиля дьянгаля[667]. Присутствовали все их начальные люди, и им прочли письмо каида Маллука относительно того, что ему велел паша Али по поводу прощения Хамади-Амины и взимания с него зенкаля. Они возрадовались этому великой радостью. И сказал государь во время аудиенции своей после того, как говорил конб'омага Дауд первым (а он — царский глашатай): "Теперь моя верховная власть утверждена, коль скоро разрешил нам паша собирать дьянгал!" Затем он сказал вождям, в руки которых переходил сбор дьянгаля: "Аллах, Аллах! Поспешайте и усердствуйте в собирании его, и да будет он добрым и отборным! А я боюсь паши Али!"; 'И сказал он [это] три раза. Потом заговорил конбомага: "Ныне все мы боимся тебя, раз ты сказал, что боишься паши!" Они прочли фатиху и на том разошлись.

Мы провели эту ночь там, наутро же они завершили дело, ради которого приехал к ним сейид кадий, и он вознамерился возвратиться к себе домой и послал [сказать] государю, что я еду обратно вместе с ним. Хамади-Амина ответил, что он-де хотел бы лучше со мною познакомиться, так что пусть бы кадий отправлялся с благословением Аллаха Всевышнего, а я его догоню, ежели он хочет. Но Мухаммед-Самба не согласился и решил возвращаться вместе со мной.

/232/ Вечером этого же дня государь пришел к нему в его жилище, а я присутствовал [там] вместе с ним. И сказал ему сейид кадий: "Это его посещение Аллах, слава Ему, допустил лишь в твое время и сделал его твоей наградой. Ведь я долго просил его об этом — со [времени] правления дяди твоего Ибрахима, но Аллах Всевышний дал на то соизволение лишь в это время! А я обязательно собираюсь, если пожелает Аллах Всевышний, возвратиться завтра в свой дом, и я не оставлю его за собою. Попроси [его] побыть с тобой эту ночь, дабы ты лучше с ним познакомился". И государь так и поступил. Он пожаловал мне десять коров — а ведь дарение у них не в обычае, ибо богатства жизни сей ценны в сердцах их!

А мы возвратились в дом кадия, и оказал он нам прекрасный прием, почтил нас и был прекрасен по отношению к нам в гостеприимстве и во всех обстоятельствах наших множество дней. Затем я собрался возвращаться в свой дом в Дженне, и кадий подарил мне двадцать быков и десять баранов. Он выехал верхом вместе со мною, провожая, в день отъезда моего из его дома. И когда распрощались мы с ним, отъехав на большое расстояние, он сказал мне: "Это твое посещение нас для меня дороже чего бы то ни было. И если Аллах Всевышний дарует нам сохранение жизни на будущий год, повтори ради нас это посещение!" И я повторил это посещение подобным же образом, и не переставало это быть моей привычкой — [общение] с ним при доброжелательности и прекрасных манерах его, пока не завершилось его время и не присоединился он к наивысшему товарищу, да помилует его Аллах Всевышний, да простит его и будет к нему снисходителен и да соберет Он нас и его в тени трона [своего] в самом высоком раю милостью и благостыней своей.

ГЛАВА 33

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги