Суданские хроники

В тех обстоятельствах повелитель Мулай Ахмед аз-Захаби отправил гонца к своему брату шерифу Мухаммеду ибн ал-Касиму, повелевая ему выехать из той земли, поскольку не подобает подобным ему жить в земле междоусобицы. И шериф послал ко всем своим рабам-зинджам — к тем, что были в Кеуей (а там у него было тогда семьдесят домов); к тем, что находились в Койну (их в тот день было сорок домов, а дань с каждого дома — три тысячи [мер зерна] ежегодно); к тем, что были в Таутале (их было тогда шестьдесят пять домов, а дань их заключалась в поставке каждым домом связки сушеной рыбы каждые три месяца); к тем, что жили в Гума (их к тому дню было семьдесят два дома, повинность некоторых состояла в снаряжении ежегодно [одного] судна, а остальных — в поставке слоновой кости); к тем, что были в Анганде (тогда их было тридцать домов, и повинность каждого из них заключалась в связке сушеной рыбы), и к тем, которые находились в Фумбу (их в тот день было двадцать домов, и повинностью их было плавание на судах). Когда рабы прибыли к шерифу, он велел им всем выехать. Они попросили заступничества у сановников того города, и шериф принял заступничество тех за них всех, кроме жителей Анганды. И оказал он: “О жители Анганды, мне бы хотелось, чтобы вы уехали с вашего места, ибо место то — остров, заливаемый водой, и на нем — место сбора джиннов и чертей!” Но, невзирая на то, они не соглашались на выезд; и шериф сказал им: “Идите! Быть может, Аллах если покажет вам истинность этого, то не ценою погибели [вашей]...” И произошло [все] так, как он сказал, да помилует его Аллах: всякий, кто родится в той области, становится безумным. Прибегнем же к Господу людей!

В день, когда аския решил выступить для встречи Джудара и сражения с ним, он собрал шейхов Гао, начальников своего войска, кадия /150/ хатиба и главных его помощников и спросил об их мнении относительно поведения [своего]. Там присутствовали некоторые ученые Томбукту. И балама Мухаммед-Гао посоветовал ему: “Я считаю, что ты выделишь мне сто всадников и сто рабов; мы поднимемся вверх [по реке], разрушая и засыпая все колодцы, что будут на их пути. Потом мы возвратимся и выступим для встречи их, и найдешь ты их исполненными жажды, уже близкими к гибели. И мы нападем на них. Это [мое] мнение!” Некоторые из участников одобрили его, но другие его отвергли; и все, что предлагалось у аскии, они отвергли. И сказал [некий] томбуктский ученый: “Совет твой хорош, и я скажу это; но думаю, будет справедливее, чтобы ты повелел жителям этого города перебраться и переехать за эту Реку. Ты же и войско твое останетесь здесь; если он придет, то ты [решишь] по-своему усмотрению. Если ты победишь их, то слава Аллаху. Если же они тебя победят, уходи к западу и забери тех, кто там есть, — из них за тобою последует больше ста тысяч. С ними ты будешь противостоять врагам, как тебе угодно; семья твоя, твой дети и твои богатства будут в безопасном месте за Рекой, пока Аллах не дарует тебе победу над врагами!”

Аския почти склонился к его словам, но встал сао-фарма и сказал: “Тамала, тамала! Аллах да уладит дело твое! Факихи не знают дел войны, они знают только Коран и чтение [его]. Как же можно вывезти Гао при его огромности и множестве его жителей? Где суда, что перевезут их за Реку? Это случится лишь через три месяца!” Встал гоима-кой Дауд ибн Исхак и сказал: “Как же [это] невозможно за три дня?! Наоборот, без сомнения, возможно за эти дни! Те, что есть у меня из принадлежащих аскии лодок /151/ ”канта", которые суть суда для путешествия и переездов, то четыреста "канта" доставят за три дня двор аскии, его имущество, его женщин, товары и богатства. А помимо "канта" есть крупные суда, принадлежащие рабам аскии от Гоимы до Гадай[329], — их будет тысяча судов, не считая лодок купцов, дочерей аскии и жителей города. А число мелких судов, находящихся там, достигнет, я думаю, шестисот или семисот. Нет, я не вижу совета лучшего, чем совет этого факиха, не отклоняйте его!”

И сказал тот факих: “Если они отклонят этот совет и отбросят его, то для них наступит суровый день, [в который] ты увидишь женщину, взявшую в руку свое дитя, а в другой ее руке [будет] миска, полная золота. Она будет искать, кто бы ее и ее ребенка доставил и перевез бы за реку за это золото, но не найдет того, кто бы ее доставил”. Так и было в день, когда аския вернулся к ним из битвы с марокканцами разгромленным: ты видел женщину с миской, полной золота и прочего в руке, умоляющую со слезами владельца лодки: “Перевези меня — и это твое!”, но не находящую того, кто [хотя бы] обернулся к ней.