Судьба

Ульяна легла в постель и как будто немного успокоилась. Но сон к ней не приходил. «А почему Майя отлучилась из дому, никому ничего не сказав? — думала она, прислушиваясь к каждому шороху на улице. — Такого с ней никогда не было, чтобы она, уходя к дяде, не предупредила». И опять тревога холодными клещами сжала материнское сердце. Ульяна встала и до утра металась по комнате, словно птица, попавшая в силки.

Как только рассвело, Ульяна вышла во двор, побродила, глядя на дорогу, и вернулась в дом. Подошла к орону, толкнула спящего мужа:

— Семен, уже утро, а Майи нет.

Харатаев встал и, протирая глаза, спросил:

— Не приходила? Где ж она?.. — В голосе его слышался испуг.

— Ты сказал — пошла к дяде. Но она ничего не говорила.

— Мне тоже ничего… Странно. Надо немедленно послать верхового в Арыылаах, к Трофиму.

Вернувшись от Трофима, брата Ульяны, батрак сообщил, что Майи там не было.

Ульяна закрыла фартуком лицо и горько заплакала. Семен Иванович взял ее за руку, ввел в дом и посадил на орон.

— Ульяна, не плачь. Бог милостив, не допустит беды.

— Ой, не надейся на бога. После благовещения она ходит сама не своя, на деревья натыкается. Раньше обходила коров десятой дорогой, боялась, а потом сама напросилась доить… Ты не знаешь, а я сама слышала, как она по ночам плакала у себя в комнате. А начнешь спрашивать — слова из нее не вытянешь…

У Харатаева похолодело в груди, дышать стало нечем от одной мысли, что с дочерью случилась беда. Ему сразу вспомнились все похороны умерших детей, после которых не оставалось ничего, кроме щемящей боли и сырых холмиков. Он дрожащей рукой зажег свечу перед Николаем Угодником и, неистово крестясь, забормотал:

— Господи, помоги вернуться домой нашему жаворонку, которого мы холили и берегли как зеницу ока. Убереги нашу дочь от болезни и дурного глаза, верни ее под отчий кров живой и невредимой!..

Николаи Угодник равнодушно взирал на Харатаева и, как показалось Ульяне, был безучастен к его мольбам.

«Надо найти шамана, — подумал Семен Иванович, — вот кто скажет, куда девалась наша дочь».

В те времена верили и в бога, и в шамана. Но вера в шамана была сильнее веры в бога. Бог был где-то далеко, его не позовешь к больной жене или ребенку покамланить, а шаман — всегда под рукой: падеж ли скота, засуха, пропажа ли какая — он тут как тут, только дай ему знать да не поскупись на плату.

Харатаев поднял на ноги всех батраков. Весь день, с утра до вечера, Майю искали везде, где можно укрыться человеку: обшарили весь лес верст на десять вокруг, заглянули во все заброшенные юрты, обследовали кладбище — никаких следов.

На следующий день на поиски пропавшей дочери головы вышел весь улус. Были пущены в ход невода, сети. Из реки и озер вытаскивали на берег тину, сгнивший мох. Но Майи нигде не было.

К Харатаевым в дом зачастили седоволосые наслежные старцы: гадатели, толкователи снов, ясновидцы. Они горестно качали головами, пожимали плечами и все, будто сговорясь, советовали пригласить первого ясновидца, старого шамана Сыгыньяха. Никто, кроме него, не скажет, куда девалась Майя.

Харатаев не стал медлить. Хорошенько расспросив, как добраться до жилища шамана Сыгыньяха, он велел оседлать двух коней, взял с собой сопровождающего и поехал на север. С утра стояла хорошая погода, но в полдень вдруг поднялся ветер, небо заволокло тучами. Ветер крепчал, вихря пыль, клочки сена, мусор. Деревья, скрипя, клонились к земле. Казалось, их вот-вот выворотит с корнями и тоже закружит в дикой пляске. Семену Ивановичу чудилось, что это кружат неистово демоны шамана Сыгыньяха, и он испуганно что-то шептал про себя.

У самой дороги стояла сухая лиственница. Голые ветви дерева были расщеплены, в развилинах торчали деревянные идолы шамана Сыгыньяха, отчего дерево надрывно скрипело, трещало с каким-то присвистом, наводящим ужас.

Харатаев ехал, пристально вглядываясь в деревья. На глаза то и дело попадались гагары и орлы с распростертыми крыльями, вырезанные из дерева. Они указывали на то, что дорога подводит к местности, где живут два знаменитых шамана: старик Сыгыньях и удаганка Алысардах, его жена. О них по белу свету ходили легенды. Не так давно Капитонов рассказал Харатаеву, как шаман Сыгыньях обвел вокруг пальца хозяина, у которого он остановился на ночлег.

Сыгыньях поехал в одно дальнее селенье на берегу реки Оленек купить пушнины. Там шамана застала ночь, и он зашел в одну из юрт, чтобы попроситься на ночлег. Хозяин юрты был известен своей скаредностью и негостеприимностью, но Сыгыньяха все же пустили переночевать.

Гостя, даже непрошеного, полагается напоить и накормить, но хозяин и не подумал это сделать, хотя в кладовой у него лежало жирное конское стегно. Оставалось разрубить его и сварить.

Вечером хозяйка вскипятила воды, налила кипяток в миску и поставила перед гостем: угощайся, мол.

— Это все, чем я могу у вас подкрепиться? — спросил шаман.

Хозяйка утвердительно кивнула головой.

Гость посидел у миски с кипятком, встал и подошел к печке.

— Чем ложиться с пустым желудком, лучше остаться без ноги. Принесите топор и доску, на которой вы рубите мясо.