Судьба

Цзянь впервые внимательно взглянул на Ху Лао. Одет он был лучше местных, но это было несложно. Сбритые и нарисованные заново брови выдавали в нем уроженца запада. На шее у молодого человека, уходя под одежду, висели массивные деревянные бусы.

– Не обращай внимания на нашу бедность, Просто Гиро.

Улыбка Лао обезоруживала. Цзянь постепенно успокоился.

– Скоро здесь будет святилище, предназначенное для того, чтобы разжечь заново пламя веры. Остальные святыни прибудут следующим караваном.

Цзянь удивился тому, что культ Тяньди еще существовал. Он думал, что вера развеялась после его исчезновения. С одной стороны, он бы порадовался, перестав быть разыскиваемым беглецом, а с другой – Цзяню втайне нравилось считаться важной фигурой. Любопытство окончательно пересилило осторожность.

– Простите, но я ничего не понимаю. Я думал, что пророчество разрушено. Зачем же нужно святилище?

Молодой монах просветлел. Он, видимо, долго ждал этого вопроса.

– Нет, друг мой! Пророчество – живая вещь. События на земле – лишь легкая рябь, колеблющая небесную мозаику. Человеческие поступки, ошибочные или неверно направленные, не могут изменить волю неба, как не могут изменить течение бурной реки.

Цзянь знал, что это неправда: Цофи рассказывала, как у нее на родине, в Санбе, повернули реку, чтобы обуздать ее силу. Однако он промолчал. Меньше всего юноше хотелось, чтобы один из верующих разгадал, кто он такой. Но все-таки он не удержался от вопроса:

– Что значит «живое»? Разве пророчество изменилось?

– Нет, нет, – поспешно ответил монах. – Пророчество незыблемо. Меняется лишь наше толкование. Наши благородные настоятели получили новое откровение, касающееся воли небес.

Очевидно, в пророчество внесли поправки.

– И что оно гласит теперь?

– Если ты не торопишься, я объясню, – монах отложил метлу и поманил Цзяня за маленький столик в дальнем углу. – Позволь мне поделиться с тобой нашей мудростью. Скажи, доводилось ли тебе гулять при свете звезд?

Цзянь помедлил. Голос Тайши в голове приказывал ему убираться. И голос Цофи. И его собственный голос. Однако он шагнул глубже в лавку… то есть храм.

– Я знаю все учение Тяньди, – сказал он. – Ну… более или менее. Я, конечно, не ученый, как вы.

– Превосходно, – Лао, казалось, был искренне рад. – Значит, не придется долго объяснять. Как ты, вероятно, знаешь, несколько лет назад произошли печальные события, которые повлияли на культ Тяньди.

Цзянь старательно притворялся непонимающим.

– Когда стало известно о смерти Вечного Хана Катуа, а губитель народов Чжун скрылся из Небесного дворца, в мире настал хаос.

«Губитель?» Тем не менее Цзянь кивнул.

– Поскольку многие полагали, что пророчество рухнуло, наши мудрые настоятели задумались и попытались взглянуть на мозаику внимательнее, чем раньше. И тогда им открылось, что все это было частью великого небесного замысла.

Еще один кивок.

– Настоятели вошли в Великий Покой Божественной Мысли и пятьсот дней общались с блаженными небесами, не принимая ни пищи, ни воды, пока на них не снизошло священное откровение. Тогда эти мудрые и святые люди объявили, что пророчество Тяньди живо, сильно и истинно. Это герой был слаб и зол. Он предал народы Чжун.

– Что? – испуганно спросил Цзянь.

Лао, приняв испуг за удивление, положил руку на плечо юноши.

– К сожалению, это правда, мой друг. Все мы, адепты Тяньди, были опечалены и потрясены. Как это могло статься? Почему Предреченный герой Тяньди повернулся спиной к своему народу и предал его? Верующие приуныли, как ты и сам, наверное, убедился.

Цзянь взглянул на дверь.

– Вы не ошиблись? Ведь герой должен спасти народы Чжун от Вечного Хана Катуа!

– Да, таково было изначальное толкование пророчества, – ответил монах с безграничным терпением. – Но недавнее откровение доказывает, что на самом деле он служил предвестием гибели Вечного Хана и нашей победы над дикими катуанскими ордами. Ошибка толкователей заключалась в приписываемой герою роли. В действительности он не герой, а злодей, павший пророк, и да послужит это предостережением всем, кто уклонился с пути Тяньди.

Цзянь застыл.

– Это возмутительно.

Лао по-прежнему гнул свое.

– Да, возмутительно, Гиро. Я тоже был потрясен и разгневан. Тем не менее мудрость настоятелей велика, и они провидели новый путь для верных. Теперь наш священный долг – отыскать преступника, дабы свершилось правосудие. Его поимка и казнь также послужат укреплению народов Чжун… – Монах сделал паузу для пущего эффекта. – Люди нуждаются в вере больше, чем когда-либо.

Цзянь перестал слушать. У него в голове не укладывалось, что он, Предреченный герой Тяньди, воин пяти Поднебесных, превратился в преступника, злодея и павшего пророка. Где же правда? Может быть, он с самого начала ошибался? Вся его жизнь была еще большей ложью?

– Я… – начал Цзянь и замолчал. – Мне пора. Меня ждет тетушка.

Лао немедленно сложил ладони и поклонился.

– Конечно. Я и так тебя надолго задержал. Да почиет на тебе благословение Тяньди.

И уже другим тоном, оставив поучения, добавил:

– Я чужой в этом поселке и буду рад новому другу.

– И я тоже, – искренне сказал Цзянь.