Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Обе дамы, внучки королевы Виктории, были немками (дочерьми князя Гессенского), и советское правительство использовало их как пешки, скорее как заложниц в весьма трудных переговорах с правительством Германии. 14 июня в Москве, в собственном кабинете, был убит посол Германии граф Мирбах, и Берлин потребовал разрешение на отправку батальона пехоты в российскую столицу для охраны посольства. Советские правители, резко выступив против столь унизительного предложения, умудрились вовлечь Германию в неофициальную сделку: если немцы откажутся от замысла разместить батальон в Москве, русские гарантируют безопасность и, возможно даже, репатриацию великих княгинь немецкого происхождения. Когда обе вышеупомянутые дамы были убиты, переговоры шли полным ходом (Радек обсуждал эту проблему с германским поверенным в делах 20 июля, Чичерин – 23 июля), и, следовательно, необходимо было создавать видимость того, что царица и ее сестра[19] все еще живы.

Две недели спустя легион оказался в центре другого события, которое – в отличие от смерти царя – косвенно оказало большое влияние на его судьбу. В сражениях, закончившихся 6 августа, чехословаки помогли своим белогвардейским союзникам захватить великий татарский город Казань, а вместе с ним и золотой запас прежнего имперского правительства. Огромное количество золотых слитков стоимостью более 650 миллионов рублей (около 80 миллионов фунтов стерлингов или 330 миллионов долларов) эвакуировали из Петрограда в Самару, чтобы они не попало в руки немцев. Когда белочехи стали угрожать Самаре, большевики перевезли золото на баржах вверх по реке в Казань, и уже в Казани оно досталось чехам.

Это сокровище в будущем окажет влияние на развитие событий в Сибири, сравнимое с введением джокера в карточную игру, до тех пор игравшуюся без оного. Ни один из разнообразных белых режимов не имел сколько-нибудь стоящих упоминания финансовых ресурсов, а потому тот, кто обладал золотом, заметно увеличивал шансы на признание своего главенства. Самарское правительство – Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания – вскоре было замещено другим, известным как Директория, по чьему приказу (поскольку Красная армия серьезно угрожала Самаре) золото было эвакуировано по железной дороге в Челябинск. Пока искали безопасное место для его хранения, представители Западно-Сибирского комиссариата (вскоре прекратившего свое существование) отогнали поезда с золотом в Омск. В Омске бесценный приз оставался более-менее невредимым, пока снова не был отправлен еще дальше на восток и превратился для своих владельцев из достояния в обузу, как и многие огромные сокровища.

Глава 8 Гонка

«Единственное, с чем все согласны, – телеграфировал Локкарту британский министр иностранных дел Бальфур 11 июня, – это то, что без активного участия Америки невозможно достичь сколько-нибудь впечатляющих успехов в Сибири». Многие недели державы Антанты не предпринимали никаких дипломатических усилий по вовлечению США в активные действия. Однако, когда в начале июля стало известно, что Америка собирается сделать то, к чему ее так давно подстрекали, все всерьез обеспокоились.

И виноват в этом был президент Вильсон. Если юная девица, постоянно отвергавшая ухаживания поклонника, вдруг разошлет в газеты объявление о их помолвке, предварительно не проинформировав его, обожатель – несмотря на то что сбылось его сокровенное желание, – скорее всего, на нее обидится. Именно это – с соответствующими поправками – случилось с Вашингтоном. Неожиданная смена американского курса не только не была согласована с европейскими союзниками, но им сообщили об этой смене лишь на следующий день после того, как решение Вильсона было передано японцам. Чисто по-человечески вполне понятно, почему их уязвило такое грубое поведение. Кроме того, очень недальнозорко было бы с их стороны не распознать серьезных опасностей в этой американской инициативе, которая затрагивала все союзные государства и которую Америка не соизволила согласовать даже со своим главным соратником – Японией. Наиболее точно к поступку президента подходит эпитет «непредусмотрительный», однако государственные деятели Антанты использовали более резкие выражения, в чем вряд ли стоит их обвинять.