Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

Именно в Токио Нокс нашел Колчака, которого едва знал, но глубоко уважал. Бенеш (не знакомый с Колчаком) по каким-то причинам в середине августа оживил интерес Лондона к Колчаку. В ответ на запрос британский посол в Токио сообщил, что адмирал «человек честный и знающий, но раздражительный. Если он намерен ссориться с японцами, то я не вижу, как его присутствие может улучшить ситуацию». Похожий обескураживающий доклад министерство иностранных дел получило и из Владивостока.

Однако на Нокса Колчак сразу же произвел неизгладимое впечатление. Несколько месяцев спустя генерал записывал: «Он обладает двумя качествами, необычными для русского: вспыльчивостью, вселяющей благоговейный ужас в его подчиненных, и нежеланием говорить просто ради того, чтобы поболтать». Сам Нокс был радушно встречен японским Генеральным штабом и воспользовался благоприятным моментом, чтобы поднять, как он прекрасно понимал, очень щекотливый вопрос о службе Колчака в Сибири. В Военное министерство Нокс телеграфировал: «Без сомнения Колчак лучше всех русских подходит для нашей цели».

Японцы не выдвинули никаких возражений, однако Нокс посоветовал Колчаку остаться в Токио до тех пор, пока он не прозондирует почву во Владивостоке. Существовало серьезное препятствие в виде старого врага Колчака Накадзимы, и адмирал, по совету Нокса, не спешил покидать Токио. Однако к середине сентября путь был свободен – Колчак пересек Японское море и снова, после годичного отсутствия, ступил на русскую землю. У него не было ни официального назначения, ни определенных планов, а было очень мало денег. За две недели до прибытия он говорил британскому послу, что подумывает о поездке в Архангельск; теперь он решил, или, может быть, почти решил, отправиться в белогвардейский анклав в Южной России, где под Одессой – насколько он знал – жили под вымышленными именами его жена и девятилетний сын. 21 сентября он отправился по Транссибирской железной дороге в личном вагоне с Рудольфом Гайдой, порывистым молодым командиром, уже игравшим в Чехословацком легионе роль предвестника бури.

Все столь глубоко поверили в выдумку о крупномасштабных действиях Германии в Сибири, что в тот день, когда Колчак покинул Владивосток, британский генеральный консул все еще призывал «обратить все внимание чехословаков на борьбу с немцами». Реальные немцы, не в пример воображаемым, признали поражение за пять дней до того, как 16 ноября последний из генералов Антанты сошел на землю во Владивостоке.

Генерал Морис Жанен обладал весьма высоким самомнением, и этот маленький изъян, заставивший его прервать путешествие сначала в Вашингтоне, а затем в Токио, дабы встретиться со всеми влиятельными людьми, включая президента Вильсона и императора Японии, был главной причиной его позднего прибытия в Сибирь; он получил свои приказы в Париже всего через несколько дней после того, как Нокс получил свои в Лондоне.

Жанен был для французской армии примерно тем же, что Нокс – для британской, то есть главным знатоком России. Еще в 1893 году его прикомандировали к русской миссии, посетившей Францию, и с тех пор он неоднократно по долгу службы ездил в Россию, в том числе и как инструктор Санкт-Петербургской военной академии. В начале войны Жанен в чине командира бригады воевал на Марне и Изере, затем был переведен в штаб и в 1916 году возглавил французскую военную миссию в России. Он обожал заявлять, довольно безответственно, что имеет двадцатишестилетний опыт ведения дел с Россией, гораздо больший, чем восьмилетний опыт Нокса. Жанен был полноват, щеголеват, умен и честолюбив.

Его роль считалась крайне важной, во всяком случае на бумаге, ибо Чехословацкий национальный совет назначил его командовать Чехословацким легионом «в соответствии с общими директивами японского Верховного командования»; одновременно Жанен возглавлял французскую военную миссию; под его юрисдикцию, весьма расплывчато определенную, подпадали польские, югославские, румынские и другие группы, которые после того, как русские потеряли контроль над лагерями военнопленных, самостоятельно формировались в военные отряды – в основном в целях самосохранения.

Вероятно, имеет смысл остановиться и в общих чертах изучить причудливый узор, образованный способами командования и разделением ответственности между силами Антанты и белогвардейцами в Сибири.

1. В Версале приняли решение о том, что Верховное командование всем предприятием должно оставаться в руках японцев, но

2. Японцы не должны продвигаться западнее Иркутска, и вряд ли они могли вести бои на Волжском фронте, находясь на расстоянии в тысячах километрах от него; и в любом случае

3. Американцы не считали себя обязанными подчиняться японцам.

4. Старшие французский и британский офицеры Жанен и Нокс технически не командовали французским и британским контингентами, но с их мнением обязаны были считаться.