Судьба адмирала Колчака. 1917-1920

5. Белогвардейское правительство (Омск и Самара организовали неустойчивую коалицию, известную как Директория) имело собственное Военное министерство – по сути, Военно-морское – и не без оснований считало себя ответственным за все военные действия в Сибири.

6. Чехословаки, которые в действительности одни только до сих пор и воевали, не считали необходимым и не имели никакого желания подчиняться чужестранцам.

По сравнению с этими запутанными и неработоспособными военными договоренностями средства, которыми союзники стремились укрепить свое политическое влияние, были относительно просты и прямолинейны. Францию, Британию и Японию представляли верховные комиссары. У Америки по различным необъяснимым причинам верховного комиссара не было. В начале Госдепартамент полагался на генерального консула во Владивостоке и доверял ему излагать мнение США на международных совещаниях, а позднее отправил посла США в Токио с особой миссией в Сибирь. Интересы Чехословацкой республики (Франция первая признала ее самостоятельным государством 15 октября 1919 года, а затем ее признали и другие союзники) представляла маленькая хунта молодых политиков, редко встречавшихся друг с другом.

В этом наброске не приняты во внимание такие опасные аномалии, как непримиримый Семенов, не признававший ничьего авторитета, и две соперничавшие американские организации (Железнодорожный корпус и Консультативная комиссия), в обязанности которых входило восстановление Транссибирской железнодорожной системы – от нее в конечном счете все и зависело. Бесконечные разговоры позволяли предположить: даже если союзники и пришли к соглашению относительно того, чего они пытались добиться в Сибири, механизм достижения цели был так плохо сконструирован, что все их усилия были обречены на провал с самого начала. Фиаско было единственно возможным исходом. Неспособность почувствовать и даже заподозрить это объяснялась в большой степени событиями, произошедшими в Омске в середине ноября. Благодаря этим событиям перспективы интервенции не только в Сибири, но и на других театрах военных действий представлялись в новом, более оптимистичном свете, о чем мы поговорим в 10-й главе.

Глава 9 «Путь далек до Типперэри» [22]

13 октября после долгого путешествия Колчак прибыл из Владивостока в Омск. Ситуация в городе показалась ему «крайне напряженной». Четырьмя днями ранее в Омск прибыла Директория – нечто вроде руководящего комитета из пяти человек, облеченных верховной государственной властью с целью объединения правого Сибирского правительства с их соседями левого толка из Самары. Директория, втиснутая, как Соня между Сумасшедшим Шляпником и Мартовским Зайцем (Кэрролл Льюис. Приключения Алисы в Стране чудес. – Примеч. пер.), не доверяла ни одной из фракций, которые, как предполагалось, она представляла. Компания посредственностей, не обладавших исполнительной властью, была конституционной причудой, слишком хрупкой структурой для выживания в бурях Гражданской войны. Размещалась Директория в железнодорожных вагонах (что уже стало дурным предзнаменованием).

Колчак не был знаком ни с кем из омских руководителей, однако было в нем нечто – «нечто царственное», как сформулировал один британский профессор-романтик, – что подстегивало окружающих вручить ему власть. Претендентов на власть в Омске было предостаточно, а Колчак не принадлежал ни к одной из соперничавших группировок, и все же буквально через несколько дней его убедили против его воли согласиться на пост военного и военно-морского министра[23]. Его основным поручителем был генерал Болдырев, главнокомандующий и член Директории. 9 ноября, очень недовольный политической ситуацией в Омске, Колчак отправился в инспекционную поездку на фронт. Два дня спустя немцам даровали перемирие, и война на Западе подошла к концу.

Ситуация на фронте за последние два месяца очень сильно ухудшилась. 10 сентября красные взяли Казань, а через месяц – Самару. Народная армия, сформированная в Самаре правительством социал-революционеров (эсеров), была плохо организована и труслива; Сибирская армия Омска еще ни разу не побывала в боях. Однако самые мрачные изменения коснулись чехов. Легион – «подуставший от добрых дел», как сформулировал Черчилль, – отказывался от участия в Гражданской войне.

Уже 16 сентября Нокс докладывал, что чехословаки «на последнем издыхании». Три недели спустя британский офицер связи в Челябинске отзывался о них как об о «совершенно измотанных <…> деморализованных». К концу октября один из полков 1-й чешской диизии отказался подчиниться приказу об отправке на фронт, а вновь назначенный командир дивизии, храбрый человек по фамилии Свеч, покончил жизнь самоубийством. 2 ноября чешский главнокомандующий генерал Сыровой телеграфом послал Жанену в Японию тревожный доклад о состоянии обеих своих дивизий – о необходимости вывести их с передовой, дать отдых и очистить от агитаторов.