Судьба боится храбрых

— Про тебя, говорю же. Сказал, знаю ли я, что ты… а потом не успел сказать — ты его убила.

— Может, он меня видел раньше, — посмотрела на труп Нальма, — и хотел тебе сказать, что я — дочь предыдущего хозяина деревни?

— А… наверное, — кивнул Тим. «И подумал, наверное, черт-те что. Что это она все подстроила, чтобы отомстить. Скажи я ему, что Нальма меня утром разбудила, чтобы я к ним поехал, а я сам не захотел, — так не поверил бы небось. Ладно… жаль, конечно, что так вышло, но… что случилось то случилось».

— Труп бы надо вынести, — сказал Тим.

— Сейчас, — откликнулась Нальма, — я вынесу.

— Вот еще, — хмыкнул Тим, — я сам.

— Нет-нет, — Нальма замотала головой, — я вынесу, это — мое дело.

Тим удивился:

— Ты чего? Не говори глупостей.

И принялся надевать сандалии. Арво ему жалко не было.

ГЛАВА 7

Нельзя сказать, что его царствование было безоблачным и знающим одни лишь успехи. Людей, недовольных его действиями, было слишком много. В наиболее напряженные периоды райма не проходило, чтобы на него не пытались совершить очередное покушение. Никакой правитель бы не смог избежать всех этих покушений, никакой, кроме него. Умение видеть будущее опытным лоцманом вело корабль его жизни сквозь рифы невзгод.

Но даже это умение помогало не всегда: его создатели, несмотря на навалившиеся на них иные проблемы, нашли его. Очередное покушение он предвидел, но ветку вероятности, заносящую в его мир десяток механических воинов, проглядел — она имела слишком низкую степень реальности, чтобы удостаивать ее внимания. Тогда он первый раз предположил, что его создатели умеют изменять вероятности будущих событий.

Механические воины оказались большой проблемой — они имели волю. Железную волю. Мечи сильнейших волинов оказались бессильны против их брони, и даже его собственный меч сломался, попав под удар стального кулака. Он бежал из своего дворца, замысел его трещал по швам. Тогда он решился на последний шаг — использование Готтерфармерунга, Призрачного меча.

— Что ты делаешь?

Нальма присела рядом с сидящим на полу у топчана Тимом и с интересом посмотрела на разложенные по топчану болты.

— Делаю стрелам глаза, — сказал Тим, сосредоточенно ковыряя ножом болт. — Вот — четыре группы желобков по сторонам болта, они свет проводят. А здесь видишь — к пластинам хвостика четыре тросика тянутся? Я их из усиков вьюнка сплел, они от света сокращаются. А сами пластинки непрочно сидят, — Тим потыкал в них пальцем, — поэтому тросики будут их в нужном направлении поворачивать. Но не это самое главное. Тросиков на самом деле два, они через отверстия в болте проходят — видишь? Замучился ковырять… А выше отверстий — колечко, вот. Я кладу болт на ложе, нацеливаюсь, усики сокращаются, но пластинку не крутят, потому что свободно проходят сквозь отверстие. А когда я выстрелю, кольцо сдвинется, и тросики здесь зафиксируются. И если картинка перед летящим болтом изменится, усики сократятся, повернут пластинку, и болт тоже повернет. Вот так, вкратце.

— Ничего не понимаю, — сказала, подумав, Нальма.

— Я вообще-то тоже — отозвался Тим, — но так даже… легче. Понимаешь, ножом дерево повалить намного проще, чем рукой. Даже тупым и ржавым — все равно проще. И пусть сам по себе нож режет древесину ненамного глубже, чем ладонь, это не главное. Главное, что в нож поверить легче.

— А… — задумчиво произнесла Нальма. — Ты поэтому деревья вокруг поляны повалил? Я испугалась: вышла утром — везде деревья лежат.

— Ну да. Всю руку себе отбил — не получается. Ножом — запросто, а рукой — нет.

— Ты что, не знал? Это же все знают. Я тоже рукой дерево не смогу повалить.