Судьба дворцового гренадера

7 ноября, пятая годовщина наводнения, пришлось на воскресенье. Свободный от наряда Иванов положил в карман пятнадцать рублей и пошел на Смоленское. Еще вчера написал поминальную. Хотел поставить новопреставленных болярина Александра, еще Александра и Симеона, потом отдумал. Панихиду собрался заказать по усопшему семейству, пусть же только они и стоят в записке. А то болярина положено перед простолюдинами читать, а в этот день всех дороже память Анюты с родителями.

Погода выдалась славная - тихая, сухая и солнечная, совсем не похожая на тот страшный день, о котором думал, шагая на Васильевский и взглядывая на низкую, спокойную Неву.

Время рассчитал так, чтобы к кладбищу дойти в середине обедни и заранее отдать церковному старосте записку за упокой и по пятерке для священника, причта и хора. Сделал все, как хотел, купил свечу, прилепил у ближней иконы и стал тут же, у прилавка, дожидаясь заказанной службы.

- Ноне день у нас особенный, панафидный. Бывает, что оба батюшки и обедать домой не ходят, - наклонился к гренадеру староста, доверительно щекоча ему ухо тщательно расчесанной бородой. - Но зато и доход не меньше, как в светлый праздник.

Панихиду отслужили неторопливо и внятно. Иванов удовлетворенно думал, что все вышло, как давно хотел. Пойти поклониться могилам - и обратно в роту.

В прошедшие пять лет за крайние тогда могилы утонувших бедняков далеко в поле высыпали новые холмики с крестами.

Кабы не ходил сюда ежегодно, то не сразу бы нашел длинную, поросшую травой насыпь, на которой выстроилось несколько поставленных родичами разных по высоте и материалу крестов.

Вон и его иждивением заказанный чернёный железный.

У соседних могил сошлось немало поминальщиков. Одни молились, другие убирали, чистили веничками могилы от опавших листьев, вешали на кресты венки из зелени, а то сидели около на скамейках, тихо переговариваясь. Когда подошел к "своему" месту, справа на коленях стояли две женщины в черном, по-простонародыому повязанные платками. Знать, и у них тут свои схоронены. Многих помнил, кого здесь встречал, а этих будто не видывал.

Снял фуражку, стал на колени, перекрестился, поклонился в землю. Поднялся, еще перекрестился. Теперь можно и уйти - все сделал, как надо. Авось отпустит наконец тоска, что нет-нет да и сожмет сердце, напомнит ту, которая здесь лежит.

Справа женщины тоже встали с колен. И вдруг одна вскрикнула:

- Александр Иванович! Вы ли?..

У гренадера перехватило дыхание. Снится ему, что ли? Те глаза серые, тот взгляд прямой, ясный, который столько раз во сне да и наяву чудился...

- Свят, свят, свят!.. - сказал он, крестясь, и зажмурился.

Открыл глаза, посмотрел снова, и сердце залило радостью: - Господи боже! Анюта! Ты ли?.. Откудова?..

- Я, я, Александр Иванович! А вы меня за утопшую почитали?

- А как же! Только сегодня панихиду заказную по родителям и по тебе отпели... Где ж ты была пять годов?.. Да не сон ли вижу? Ну, толкни, что ли, меня, Анютушка! Хоть за руку дерни!..

- Видать, знакомого сыскала, милая, аль родственника, - сказала пожилая женщина, что стояла рядом.

- Да, тетенька, спасибо вам. Теперь уж я ничего не боюсь, - сказала Анюта, сияя такой улыбкой, от которой Иванова разом облило радостным жаром. - Идите, тетенька, дай вам бог...

- И тебе дай бог счастья, девица честная! - Женщина поклонилась и отошла.

- Ах, Александр Иванович, как же такое случилось? Ведь я каждый год сюда в этот день приходила. Вы, верно, на службе другой теперь? Да где бы нам присесть? Ноги дрожат вперзой в жизни.

- Да вон лавочка пустая, - указал Иванов.

- Нет, пойдемте отсюда. Негоже на кладбище так радоваться.

- И я вот как рад! - Гренадер достал платок, отер лицо и шею, после чего надел наконец фуражку. - Голова кругом, право... - Он повернулся было идти, но снова остановился: - Так отчего ж тебя в церкви не было, когда родителей хоронили?

- Да в отъезде я была, - прижала руки к груди Анюта. - За два дня до наводнения, пятого числа, с хозяйкой и еще с мастерицей нас в Новгород увезли генеральской дочке спешно приданое готовить. Рыдван шестериком прислали, чтобы с материями, с отделками погрузиться. Пока там про бедствие здешнее узнали, пока отпросилась да выехала, ан милые мои уж похоронены были. - Губы Анюты задрожали.

И гренадер поторопился спросить:

- Ты где же теперь живешь?

- У той же хозяйки, у мадам Шток. Только переехала она с Васильевского на Пантелеймоновскую.

- Ну, так пойдем не спеша и поговорим дорогой... Однако постой! Как же мне баба, вроде дворничихи, со слов соседки вашей так обстоятельно сказывала, - Иванов снова остановился и смотрел на Анюту во все глаза, будто вы с мачехой лихорадкой болели, а Яков Семеныч, вас вытаскивавши, поскользнулся на больной ноге, и все захлебнулись... Ну-ка, дай руку-то...