Судьба дворцового гренадера

- В чем?.. Видели вы когда-нибудь, как лакей в господское питье половинки лимона выжимает? - спросил живописец. - Сок весь вытекает, а кожура и перегородки сухие остаются. Сбоку поглядеть - будто пол-лимона нетронутые, но то одна видимость - фрукта для помойки. Вот то же со мной мистер Доз сделал. Выжал весь сок, проклятый. Когда генерал меня ему отдавал, то хоть плохо, хоть на ощупь, но все же своим глазом увиденное мог написать, а как освободили от него, то целых три года в Академии только по указке профессорской кое-как за другими через силу тянулся, а дома, для души, ничегошеньки не выходило, пробавлялся для заработка, царя в труакаре отмахивая. Пропал художник - остался маляр... Впрочем, что же я? Вы сами всему свидетель. Даже, кажись, говорил, что думал было в Неву аль на крюк. Однако с год назад решил с колдуном побороться. Царя зарекся писать, стал только то изображать, что вижу. И вот... - Художник встал и повернул холст на мольберте.

С портрета смотрел он сам, в мятой рубахе под синим халатом, бледный, худой, как сейчас. И взгляд тревожный, напряженный прямо-таки уперся в гренадера.

- Похож ли? - спросил живописец.

- А как же! Только не говорит, - восхищенно сказал Иванов. - Одно зачем же в халате-то? Лучше бы честь честью себя одеть.

- И такой есть! - рассмеялся Поляков. - Раз натурщик даровой - так у нас зовется, с кого рисуем, - чего ж его не помучить?.. - Он снял с мольберта портрет в халате и поставил другой.

С него смотрел он же, но во фраке со светлыми пуговками, с бантом под белоснежным воротничком, волосы приглажены, а хохолок впереди завит. Но этот портрет понравился Иванову меньше - не было того живого, пронзительного взгляда, что на первом.

А художник прошел к двери, накинул кр-ючок и поставил на мольберт третий портрет. Девушка в голубом платье, коса с синей лентой переброшена на грудь, серьга блестит в розовой мочке уха и глаза широко раскрытые, чуть испуганные.

- Танюша! - сказал Иванов.

- Тс-с-с! - зашикал Поляков и пояснил шепотом: - Потаенно от хозяйки ее пишу, а то за бездельное сидение забранится. - И уже громко, с довольной улыбкой: - Так узнаете сих лиц?

- Как же! Бледноваты разве, подрумянить бы малость.

- Такие в натуре, - развел руками Поляков. - Ну, спасибо, Александр Иванович, ведь я их еще никому не показывал.

- А чего ж чертил, когда я пришел?

- То уже портрет общий замышляю, - опять понизил голос живописец. Себя за мольбертом, а она передо мной сидит, когда ее пишу. Ежели бог поможет до конца Академии дойтить, так надо картину на звание художника представить... Так похожи? На то вся надежда моя была. Значит, переборол я все ж колдуна?

- Переборол начисто, на его генералов вовсе не схожи, - заверил гренадер. И спросил: - А как с вольной? Получил наконец?

- То и дело, что нет! - разом потускнел Поляков. - Все грызутся господа, что кому наследовать. И я заодно с бричкой да халатогу! генерала невесть кому достанусь. В пору в отчаяние прийти, когда думаю, что так и помру бесплодной смоковницей в искусстве и бесправным рабом в жизни. Ведь ежели бы, к примеру, девицу полюбил, то и жениться нельзя, ее в крепостную господ Корниловых разом обратишь, и за двоих оброк платить надобно, отчего еще крепче за меня ухватятся... - Художник снял с мольберта Танин портрет, поставил свой в халате и сказал уже другим голосом: - Ну ничего, раз писать свое снова начал, то, бог даст, вылезу из обеих ям... Да что же я?

Чайку сейчас... Правда, окромя хлеба да сахару, ничего нет.

Как зарекся царя писать, то и достатки оскудели...

- Да нет, тезка, я пойду, жена меня нонче рано ждет, наказала только про здоровье твое узнать да вот гостинец отнести, - поднялся Иванов. Прошлое лето с ней приходили, да тебя не застали. А вот адрес наш запиши и сам приди вечером запросто. Жену мою увидишь, как чудно с ней встретились расскажем.

- С удовольствием. Я с истинным удовольствием приду, - сказал Поляков учтиво. - А за гостинец прошу передать душевное спасибо. Что же записывать?.. На Мойке, дом Крупицкого, у Конюшенного моста, во дворе справа. Ах, места столь знакомые... Ну, спасибо, что ободрили. Точно похожи? Не отчаиваться мне?

Идучи домой, гренадер думал: "Вот так притча! Чтобы духом ободриться, портреты царские бросил писать, да с голоду не зачах бы без них-то... Похоже, что Таню неспроста пишет, и девушка будто хорошая. А вольной все нету. Но как такому, хоть и вольному жениться, когда на один рот не запасти. Ладно, нынче не с пустыми руками пришел, хотя лучше чего посытней бы принесть. Ну, ужо к нам побывает, так Анюта употчует и с собой вкусного надает. Аль обидится теперь? Да нет, она сумеет..."