Судьба дворцового гренадера

Сказать твердое слово насчет Лизаветы он не усомнился, но, когда во время дежурств оставался один, часто думал о том, как мало отнесет Жандру в ближнюю треть - всего рублей шестьдесят, - дело с вступления в роту небывалое. А живут совсем скромйо. Как бы увеличить приход? В ноябре исполнится пять лет службы в роте, а царь при ее формировании даровал гренадерам право по истечении такого срока выходить в отставку с обращением з пенсию всего жалованья, для него 350 рублей. Так, может, выйти да заняться вплотную ремеслом? Спрос на его щетки всегда есть, значит, с них покроет домашние расходы, а пенсия целиком пойдет в "капитул"?

Полковник заметил, что его "вице-писарь" чем-то озабочен, и, проходя мимо его поста, спросил, все ли хорошо с женой, здоров ли. Гренадер выложил всю правду, только про казну у Жалдра умолчал, сказал, будто доселе помогал родителям, а сейчас почти нечего стало слать, вот и думает об отставке.

- Не ты один то думаешь, - ответил Качмарев. - Мне прямо не говорят, однако знаю, что десяток гренадеров к ней готовятся. Но тебе того не посоветую, раз один из унтеров на той же стезе, и ты первый кандидат на сей чин. А с нового года, окромя прапорщичьего жалованья, князь, мне сказывали, добавят нашим унтерам еще столько же порционных из Кабинета.

Сряду перекроешь всё, что можешь ремеслом заработать. И еще:

раз женился, то обязан про судьбу своих детей думать. Вот мы с Настасьей Петровной, пока в нижних чинах служил, радовались, что деток нет, а ноне как бы утешительно дорогу им укатанную предоставить...

Конечно, такой разговор был пересказан Анюте, и супруги решили, что полковник прав: от добра добра не ищут.

В конце мая в канцелярии роты случилось неприятное происшествие. В тот понедельник полковник уехал в Царское с докладом министру. Екимову он поручил отнести бумаги в штаб корпуса, а Иванову - составлять табеля караулов и дежурств. Как часто бывало в отсутствие Качмарева, в его кабинетик между обходами постов пришел Петух и уселся у открытого окна с трубкой и листком "Русского инвалида". В это время гренадер принес переданное на подъезде письмо на имя командира роты.

- Читай, Иванов, вслух! - крикнул Петух, слышавший слова гренадера о почте. - Может, что спешное приказать надо.

Хотя "вице-писарь" знал, что так говорится для форсу, от безделья, но как отказать капитану? Войдя в командирский кабинет, вскрыл конверт, начал было читать и замялся, поняв, что такое письмо лучше прочесть самому Качмаоеву.

Только после повторного приказа он огласил, что вдовая ярославская мещанка Домна Курина осмеливается беспокоить его высокоблагородие, вопрошая, не оставил ли ей скольконибудь денег родный брат дворцовый гренадер Варламов, про кончину которого осведомилась через земляка, ездившего по торговому делу в Петербург и зашедшего в роту, где услышал печальную весть.

- Письмо сие удивления достойно, ваше высокоблагородие, - сказал, дочитавши, Иванов. - Я сам господину полковнику последнюю волю Варламова передал, чтобы деньги его, в ротном ящике хранимые, более трехсот рублей, оной сестре переслать, что тогда же, помнится, и приказали. Неужто на почте утаили?

- А деньги на отправку Екимов носит? - спросил капитан.

- Всегда он, - подтвердил гренадер. - У него и квитки оттуда, расписки, то есть ихние, с казенными печатями хранятся.

- Ну, так он, шельма, и скрыл деньги, - решил Лаврентьев и посмотрел в окошко. - Вон легок на помине, со стороны Графского марширует, где после казенного дела прохлажался.

Надеялся, что баба безграмотная про смерть братню не скоро узнает. Ты не отлучайся. Свидетелем беседы душевной станешь. - Петух отставил трубку, отложил газету: - Эй, Екимов, подь-ка сюды!

- Сейчас, ваше высокоблагородие, только бумаги казенные сложу. Чего изволите? - Писарь вошел и встал у двери.

- Ты на почту деньги относишь, ежели полковник поручает?

- Так точно. Если угодно, и от вас снесу.

- А ты ль отправлял прошлый год сестре Варламова покойного?

- Должно, я-с... В точности не помню.

Екимов увидел лежавшие перед капитаном конверт с письмом, и что-то дрогнуло у него в лице.

"Он украл", - подумал Иванов.

- Подай-ка квитки, которые на деньги с почты выдают, - приказал Лаврентьев.

- Слушаюсь... Да они таково мудрено писаны, ваше высокоблагородие. Может, завтра господину полковнику представлю?

- Мудрено, говоришь? - переспросил Лаврентьев, пристально глядя на вдруг побледневшего писаря. - Ничего, мы с Ивановым авось разберем, есть ли там квиток на Варламовы деньги, которые целый год до Ярославля дойтить не могут.

Неси квитки!

Екимов вышел и, видимый обоим за отворенной дверью, порылся в ящике своего стола. Развел руками и вернулся к капитану.

- Не могу сыскать, ваше высокоблагородие, - сказал он. - Должно, у самого полковника заперты... Завтра, как они придут...