Судьба гнева и пламени

– Я не могу править Илором с кем-то вроде Сирши. Но неважно, с кем я буду делить трон – с тобой или с дочерью Эдли. Он не желает видеть меня на троне, вот и все. – Зандер кривит губы, словно обдумывая, говорить ли вообще следующие слова. – Тебе известно о моем представлении, каким должен стать Илор в будущем. Для смертных.

– Где их не будут загонять в эту систему кормильцев. Да. Элисэф сказал мне. Будущее, в котором они смогут свободно сидеть за обеденным столом со своей семьей и мечтать о судьбе, не связанной с рабством.

– Я понимаю, что это, вероятно, непреодолимый подвиг, но в глубине души знаю – это правильный путь. – Его лоб морщится. – Я не считаю, что смертные хуже. Никогда так не считал.

На меня накатывает неожиданная волна уважения к королю Илора. Его слова отражают мои обвинения, сказанные в тот день, в трущобах.

– Существуют правила для их защиты. Законы против обращения смертных и против вступления детей в систему кормильцев. За причинение им вреда без причины есть наказание. Но с востока приходят слухи о том, что там смертных разводят, будто скот, и продают на подпольном рынке. Он всегда существовал, но сейчас становится все более распространенным. Детей вырывают из рук родителей и кормятся ими. Чем они моложе, тем слаще их кровь.

Мои глаза расширяются от ужаса.

– Я, конечно, не знаю из первых рук, – быстро добавляет он, – но многие города на востоке превратились в выгребные ямы непристойности, и эта непристойность теперь распространяется по Илору, как чума, столь же опасная, как и само кровавое проклятие. Нетленные высмеивают эти законы и угрожают вернуть нас в темные времена из прошлого, а это совсем не соответствует тому, что я хочу для будущего Илора. И, боюсь, это еще одна причина, по которой они себя так ведут, – это смелое заявление оппозиции.

Кеттлинг находится на востоке.

– Неужто Эдли не волнует, что этих смертных продают в его городе?

– А кто, думаешь, руководит этим? – ровно говорит Зандер. – На первый взгляд, Эдли заявляет о своей вечной преданности Цирилее и трону Илора, но Кеттлинг всегда был нашим противником, даже во времена Айлиля. Он не хочет общества, где смертные равны нам. Если бы ему позволили, он бы посадил их всех в клетки. Мой отец знал об этом. Он знал, что делает Кеттлинг, но закрывал глаза, желая сохранить мир. Хотел, чтобы его называли миротворцем. Вот почему он заключил этот союз с королем Баррисом, который, как говорили, был прогрессивным человеком, не столь озабоченным религией Судеб и силами заклинателей. Чего, увы, нельзя сказать о его жене.

В тоне Зандера чувствуется нотка горечи.

– Но мой отец был далек от совершенства, и он совершал много ошибок. Одной из них была вера в то, что Эдли – другой. К сожалению, многие разделяют его веру в то, что смертные существуют исключительно для нашего выживания. Мой отец дал Эдли слишком много времени и свободы действий, чтобы сделать илорианцев богатыми и, следовательно, преданными ему. Они не заинтересованы в том, чтобы жертвовать своим богатством ради моих планов. Я для них угроза. И хотя было время, когда Эдли можно было легко снять с занимаемой должности и избежать ситуации, в которой мы оказались, но это время прошло. У него слишком много ярых сторонников.

Я слышу страсть и разочарование в голосе Зандера, но также и намек на смирение.

– Разве ты не можешь послать туда Аттикуса вместе с армией?

– Таков и был мой план. После того как мы бы поженились и мои родители отреклись бы от престола. Но теперь мы сталкиваемся с давлением со стороны Ибариса. Половина армии расположилась лагерем возле Разлома, а другая половина готова двинуться в путь при первых признаках неприятностей. Поднять оружие против Кеттлинга сейчас означало бы еще больше расколоть людей. Хотя сторонников Цирилеи много, мы не можем сражаться одновременно с Ибарисом и Кеттлингом, особенно если Эдли призовет союзников из Кайера. Они устрашали даже смертных, которые давным-давно сражались вместе с Кеттлингом, когда тот в последний раз восстал против Цирилеи. И каждый день я получаю все больше сообщений о том, что люди вступают в союз с Эдли. Если восток объединится под его началом, они станут для меня серьезной угрозой.

И этот человек вчера стоял в первом ряду двора и кланялся своему королю в знак верности. Меня передергивает от отвращения.

– Не знаю, как ты не натравил на него Абарран.

– Поверь мне, я борюсь с этим побуждением каждый день.

Я качаю головой.

– Предатель при дворе на данный момент должен волновать тебя меньше всего.

– Возможно.

Но мрачное выражение, промелькнувшее на его лице, говорит об обратном. Мои мысли блуждают в затянувшейся – и странно приятной – тишине, возвращаясь к прискорбной кончине лорда Квилла.

– Элисэф сказал, что флакон с ядом нашли в платье моей горничной.

– Он был крошечный, легко спрятать в одежде. Из того, что она рассказала нам во время допроса, каждому кормильцу нужно было выпить всего одну каплю. Когда жрицы проверили флакон, в нем было почти двадцать капель.

– И ты забрал его у нее.