Судьба и грехи России

   Белая — запомним эпитет — это все та же, о которой он только что пел:

Белая Ты, в глубинах несмутима...

   Всегда в часы холодных раздумий, в часы «возмездий» поэт определяет свой жизненный путь как путь измен:

Ты пред вечностью полон измен, —

 и видит свой жребий отмеченным в круге безысходных повторений: «любить Ее на небе и изменить ей на земле».

     Конечно, эта онтологическая измена определяет и указанный выше  закон его поэзии: постепенные сдвиги образов, меняющих свой смысл.

     Мы, разумеется, не будем следить за всеми масками,  в каких является Прекрасная Дама. Нас интересует лишь  образ России. Его значение, поистине особое, не сравнимое с другими. Слово «маска» всего менее к нему приложимо.Средневековая дама, Снежная дева, Коломбина, Незнакомка  —  все они носят  печать  призрачности,  воздушной грезы. Поэт сознательно отдается их обману,  лишь проводя в их чертах неизменный лик. Потому руки  его неизбежно обнимают пустоту, а душа опалена «языками преисподнего огня». К России, родине он возвращается, ища спасения от обманов, как в подлинной правде.  Россия — и только Россия — есть действительное воплощение Девы,  то есть живая плоть, а не романтическая  мечта. Прикасаясь к родной земле, поэт перестает быть  романтиком, в жажде подлинной, верной земной любви.  Не потому, чтобы его «обольстил» образ России, а потому,  что без России он больше не в силах жить.

    Он готов принять ее такой, какова она есть, родной ему в  святом и грешном, чтобы, приобщившись  к ее могучей  жизни, исцелить в ней свое больное «я».

    Но до этого возвращения к родине какой долгий, мучительный путь!

    Долгие годы память германской крови боролась в поэте  с памятью родины. Он чувствует себя «потомком северного  скальда»; его тянет в романское средневековье, в мир скандинавских саг. Рейн, Гейне, Сольвейг, Ночная фиалка, ко-

==108

роли, рыцари и дамы —  вот мир, в котором живет поэт, который сливается для него даже с землей петербургских окраин («Ночная Фиалка») и с петербургским взморьем (тема «Кораблей»). Но уже русские мотивы, сперва робко и отдаленно, прозревают эту сложную музыку.

     В «Стихах о Прекрасной Даме» (1901—1902), даже в «Ante lucern» (1898—1900), столь отрешенных и бескровных, есть некоторый конкретный фон: земной пейзаж. Небесная лазурь и пояс зорь — обычное место действия или даже действующее Лицо. Там,  в небесах, разыгрывается подлинная  драма, в борьбе света, тьмы и облаков. Но и земля служит подножием небесного театра. Линии пейзажа даны скупо, как на иконе, но они конкретны, они безошибочно характеризуют родной поэту русский, подмосковный ландшафт: «Роща у оврага, зеленый холм... Море клевера... Белая церковь вдали... Камыши, осока... Кругом далекая равнина, да толпы обгорелых пней».

    Они повторяются, эти намеки, и белая церковь, и клевер, и камыши, свидетельствуя о памяти родной, не пригрезившейся земли. Есть одна деталь, которая, как мы знаем  из книги   Бекетовой,  характерна  именно   для шахматовскогопейзажа:

Там над горой твоей высокой

Зубчатый простирался лес.

    Этот образ, прочно связанный с закатным видением Девы, расширяется до космического значения: «зубчатой земли».

    Над  русской землей поднимается русское небо, в огнях зари горят небесные терема Царевны, с узорной резьбой коньков, с крыльцом, «словно паперть», под углом гул колокольных звонков. Войди в «узорчатую дверь» и увидишь «узорную  скатерть»; в углу образа и красные лампадки. Здесь царица смотрит заставки, «буквы из красной позолоты», царевна кормит белых голубей, и облик ее рисуется чертами русской сказочной красоты: «молодая, с золотою косою, месяц и звезды в косах». Поэт сам тогда чувствует себя героем русской сказки:

Входи, мой царевич, приветный...

Мой  любимый, мой князь, мой жених.

   Изредка терем царевны расширяется в сказочную страну, в преображенную Русь, где в вечер под вербную субботу идут боярышни, где царю и боярам снятся заморские гости. Почти всюду на неясном бытовом фоне этой фантастической Руси — икона, свеча, лампада, кроткая поэзия церковного обряда.

    Весь этот мир образов совершенно лишен плотности,

==109

тяжести, характерной для условно-национального русского стиля. Из каких впечатлений строится этот мир? Мы видели  отражения русского искусства (деревянное зодчество Севера, книжная миниатюра), русской сказки, песни, духовного стиха и церковного обряда. Этот мир, построенный из тех же элементов, как и живописная Русь, открытая Васнецовым, Билибиным,  Нестеровым на рубеже XX века. Русь Блока еще более воздушна, бесплотна, ирреальна. Ее идея — девическая чистота и мужская верность. Это святая, «белая» Русь. За лазурью неба, за алыми золями .именно белый цвет особенно дорог поэту (см. выше: «Белая Ты»).

Прилетали белые птицы...

И плескались белые перья...

    Белая рука, белый, белогрудый конь, белые цветы и даже белые слова... Тот же смысл имеет первоначально образ снегов:

Отошла  я в снега без возврата, —