Судьба и грехи России

    Действительно, всякое социальное строительство совершается  за счет свободы личностей, урезывая, умаляя ее. Всякий  закон, всякий устав, образование каждой, хотя бы

==289

совершенно свободной, корпорации означает отказ (или   принуждение  к отказу) личности от некоторой доли ее   прав. Личная свобода есть материя, из которой шьется всякая социальная одежда. Запас этой материи не может быть   неистощимым;  он расходуется и не пополняется ничем. Это значит, предел всякой общественной организации есть   всеобщее рабство. Противоположный, низший предел организации есть полная социальная нагота, анархия, свободная и жестокая борьба всех против всех. Между этими двумя границами   совершается  колебание  социальных   приливов и отливов. Средневековье знало широкую свободу личностей (феодальных) и групп (корпораций), правда   на фоне массовой несвободы сервов. Абсолютная монархия   нового времени подчинила буйную феодальную  свободу   всеобщего порядка. Окостенелая стеснительность этого порядка вызвала взрыв буржуазного освобождения, пытавшегося построить жизнь на свободной игре сил. Ныне государство, питаемое социальной идеей, собирается положить   конец этой свободе и восстановить свой, столь недавно поколебленный абсолютизм. В Италии и России оно утверждает себя с такой беспощадностью, как ни одна тирания  времен Возрождения, оставляя позади себя даже крепостную империю   Диоклетиана и Константина. Фашистское  государство Италии представляется более зрелым и зловещим  в своем холодном демонизме, чем остервенелое безумие коммунизма. Коммунизм  в России живет еще бессознательным  отголоском Великой  Революции. Утверждая  себя как диктатуру класса, обреченного на уничтожение в  процессе революции, он сам признает свою переходность и  временность. Фашизм сознает себя Империей, которая хочет быть вечной, как Рим. И коммунизм, и фашизм выходят далеко за грани только экономической или социальной  реконструкции общества. Для фашизма эта задача даже явственно оказывается на втором плане. Но они оба стремятся к полному овладению человеческой личностью, к совершенному  использованию   ее в интересах государства.  Работник, солдат, производитель — вот все, что остается от  человека. Государство не оставляет ни одного угла в его  жилище, ни одного угла в его душе вне своего контроля и  своей «организации». Религия, искусство, научная работа,  семья и воспитание — все становится функцией государства. Личность теряет до конца свое достоинство, свое отличие от животного. Для государства-зверя политика становится человеческой отраслью животноводства. Ясно, что такое самосознание государства несовместимо с христианством. В явной или скрытой форме  война христианству объявлена  в коммунистической  России, в фашистской Италии, в гитлеровской Германии. Лишь русские эмиг-

==290

рантские варианты национального социализма любят рядиться в православные цвета. Впрочем, православие их при этом неизбежно теряет христианское содержание, превращаясь в национально-бытовой полуязыческий ритуализм.