Судьба и грехи России

    Наша  эпоха уже не знает бессознательно-органической стихии  народа. Эти источники культуры почти иссякли, эта «земля» перепахана и выпахана. И русский народ вступил  в полосу рационализма, верит в книжку, в печатное слово, формирует (или уродует) свой облик с детских лет в школе,  в обстановке искусственной культуры. Оттого так безмерно вырастает влияние интеллигенции (даже низшей по качеству, даже журналистики); оттого-то удаются и воплощаются  в историческую жизнь  новые, «умышленные», созданные интеллигенцией народы. Интеллигенция творит эти нapоды,  тaк сказать, «по памяти»: собирая, oживляя давно умершие  исторические воспоминания, воскрешая этнографический  быт. Если школа и газета, с одной стороны,  оказываются проводниками нивелирующей, разлагающей,  космополитической культуры, то они же могут служить   и уже служат  орудием  культуры  творческой, национальной.  Мы должны  лишь  выйти из своей беспечности  и взять пример с кипучей страстной работы малых народов, работы их интеллигенции, из ничего, или почти из  ничего, кующей национальные традиции. Наша традиция богата и славна, но она запылилась, потускнела в сознании последних поколений. Для одних затмилась прелестями  Запада, для других — официальным  и ложным  образом России, для которого в искусстве — и не только в  искусстве — типичен псевдорусский стиль Александра III.  Мы  должны  изучать Россию, любовно вглядываться  в её  черты, вырывать в ее земле закопанные клады.

     Мы  должны знать ее историю, любить ее героев, ценить  и самые древние памятки ее литературы (первыми у нас  никто  не интересовался), особенно — ее искусством. Это  великое искусство было открыто незадолго до войны.

     Огромное большинство русской интеллигенции не име-

==178

ет до сих пор понятия о его существовании. Но в нем дана  объективная, говорящая и внешнему миру, мера русского  гения.

    Мы  должны читать и уметь различать в иконописном  житии  живые  лики pуcских святых, кoтopыe нecут нaм свой заветы, свое национальное понимание вечного христианства. Понять эти заветы не всегда легко, но мало кто  задумывается  над этим. Мы  должны чтить и героев —  строителей нашей земли, ее князей, царей и граждан, изучая летописи их борьбы, их трудов, учась на самых их  ошибках и падениях, не в рабском подражении, но в свободном творчестве вдохновляясь подвигом предков. Мы  должны знать живую  Россию, ее природу, жизнь ее народов, их труд, их искусство, их верования и быт. И прежде  всего мы должны знать Великороссию.

    Наше национальное сознание должно быть сложным, в  соответствии со сложной проблемой новой России (примитив губителен). Это сознание должно быть одновременно великорусским, русским и российские.

    Я говорю здесь, обращаясь преимущественно к великороссам. Для малороссов, или украинцев, не потерявших  сознание свoей pуccкocти, эта формула получит следующий вид: малорусское, русское, российское.

     После всего сказанного выше ясна повелительная необходимость оживления, воскрешения Великороссии. Всякий  взгляд в историческое прошлое России, всякое паломничество по ее следам приводит нас в Великороссию, на ее Север, где и поныне белеют стены великих монастырей, хранящих дивной красоты росписи, богословские «умозрение  в красках», где в лесной глуши сохраняются и старинная  утварь, и старинные поверия, и даже былинная поэзия;  старые города (Углич, Вологда), древние монастыри (Кириллов, Ферапонтов) должны стать национальными музеями, центрами научно-художественных экскурсий для всей  России. Работа изучения святой древности, ведущаяся и в  большевистской России, должна продолжаться с неослабевающей ревностью, вовлекая, захватывая своим энтузиазмом все народы России. Пусть не для нас одних Русский  Север станет страной святых чудес, священной землей, подобно древней Элладе или средневековой Италии, зовущей  пилигримов со всех концов земли. Для нас, русских и христиан, эта земля чудес вдвойне священна: почти каждая  волость ее хранит память о подвижнике, спасавшемся в лесном безмолвии, о воине Сергиевой рати, молитвами державшей и спасавшей страдальческую Русь.

    Но Русский Север не только музей, не только священное кладбище. По счастью, жизнь не покинула его. Его население — немногочисленное — крепко, трудолюбиво и за-

==179

житочно. Перед ним  большие  экономические возможности. Белое море и его промыслы обещают возрождение целому краю при  научном использовании его богатств.

    Московский  промышленный   район (здесь: Ярославль, Кострома) устоял в испытании революции. На этой земле «Святая Русь», святая старина бок о бок соседит с современными   мануфактурами, рабочие поселки — с обителями учеников преподобного Сергия, своим соседством вызывая часто ощущение  болезненного противоречия, но вместе с тем конкретно ставя перед нами насущную задачу нашего будущего: одухотворения православием технической природы современности.