Судьба империи Очерк колониальной экспансии Франции в XVI-XX вв

Но, конечно, решающим фактором, определившим новый подход ФКНО к колониальной проблеме, явился мощный подъем национально-освободительного движения колониальных и зависимых народов, начавшийся в ходе второй мировой войны. Наиболее дальновидные и реалистически мыслящие представители буржуазии, к каковым, безусловно, принадлежал генерал де Голль, не могли не видеть грядущего размаха этого движения и не попытаться приспособиться к новым историческим реальностям, которые отныне были необратимы. Об этом в своеобразной форме пишет в мемуарах де Голль, вспоминая о настроениях в Черной Африке в конце 1943 г.: «Сердца африканцев исполнились трепетом надежды и веры в право человека быть свободным. Драма, потрясшая мир, элемент чудесного, который входил в «голлистскую» эпопею, развертывавшуюся на их собственном континенте, картина войны, требовавшей напряженных усилий, менявшей самые условия их существования, — все это не могло не сказаться в хижинах и кочевьях, в саванне и в лесах, в пустыне и на берегах рек: миллионы чернокожих людей, тысячелетиями изнывавших под ярмом нищеты, отныне поднимали голову и задумывались над своим уделом»^{101}. Ситуация в более развитых французских владениях — Сирии, Ливане, государствах Магриба и Индокитая — была еще более острой, чем в Черной Африке.

Стратегическая установка де Голля и возглавляемого им ФКНО, а затем и Временного правительства состояла в том, чтобы попытаться совместить, примирить непреложный факт национального пробуждения колониальных народов с сохранением основ колониальной империи Франции под новой, более либеральной вывеской «союза» или «сообщества»; пойти на уступки, местами даже значительные, законным социально-экономическим, а отчасти и политическим требованиям колоний ради спасения главного — французского политического господства над ними.

Новая линия французских правящих кругов, ориентировавшихся на де Голля, формировалась в течение всех военных лет начиная с 18 июня 1940 г. Она характеризовалась прежде всего более широкой опорой на местные элиты в колониальных владениях, их привлечением к участию в управлении этими владениями. Важной вехой в становлении новой колониальной политики Франции явилась Браззавильская конференция (январь — февраль 1944 г.) губернаторов французских африканских владений. Конференция имела целью разработать рекомендации правительству по «превращению империи во Французский союз»^{102}. На ней была разработана серия мероприятий по социально-экономической «модернизации» колоний, повышению жизненного уровня их населения.

При всей двойственности и неоднозначности рекомендаций Браззавильской конференции, представленных руководству ФКНО, в то время они имели, несомненно, положительное значение. В них нашел отражение демократический, прогрессивный дух французского Сопротивления, отвергавшего антигуманный «колониальный пакт». На решениях Браззавиля сказался и дух национального пробуждения и возросшего самосознания африканских и других колониальных народов, все более настойчиво стремившихся к политическому самоопределению. Для этих народов уступки, полученные в Браззавиле, были шагом вперед на долгом и тернистом пути к независимости.

По-иному расценивали решения Браззавильской конференции французские правящие круги. Для них это были вынужденные, продиктованные суровой необходимостью уступки, сделанные ради спасения колониальной империи. Если для колониальных народов Браззавиль был обнадеживающим началом на пути к политической самостоятельности, то для колониалистских кругов Франции, так во всяком случае им тогда представлялось, это был предел возможных уступок. Депутат Временной консультативной ассамблеи Э. де Буаламбер говорил по поводу Браззавильской конференции: «Политическая власть Франции должна по-прежнему осуществляться во всех землях, которые от нее зависят, но нужно также, чтобы колонии пользовались как можно более широкой административной и экономической свободой»^{103}.

Оценивая итоги Браззавиля и позицию правящих кругов Франции, современный французский исследователь К. Яконо отмечает: «Проведение либеральных мероприятий, но в тесных рамках французского суверенитета; экономические, социальные и административные реформы, но в политической области — никаких потрясений основ, напротив, священное уважение колониального порядка. В начале 1944 г. деколонизация была еще непостижима для французского ума; все еще сохранялся идеал, что французский африканец превратится однажды в африканского француза»^{104}.

Серия реформ, последовавших после Браззавильской конференции, оценивалась французскими руководителями чуть ли не как «революционный» поворот в колониальной политике Франции. В то время не было недостатка в громких заявлениях и благих порывах со стороны французских деятелей, провозглашавших, как, например, депутат М. Шеванс: «У Франции отныне нет «владений». Вместе со своими заморскими территориями она образует единое сообщество»^{105}.