Судьба княгини

– Я знаю, мой мальчик, – кивнула женщина, присела возле шкатулки и открыла ее. Достала новенький липовый ковшик и два вяло качающихся бурдюка. Подняла взгляд на княжича: – Ты все еще можешь передумать.

Василий отрицательно покачал головой.

– Тогда… – Софья Витовтовна передала ковшик ему, слегка в него подлила темное вино, а затем откупорила второй бурдюк. – Что же… Да будет так! – Она опустила веки, сделала глубокий вдох и заговорила: – Ты вода текучая, ты вода могучая, ты вода ночная, смой все старое-былое, раскрой новое-молодое. Ты забери карачунов холод, судьбу старую, закопай ее в землю сырую, предай смерти вечной. Ты принеси жар весенний, судьбу новую. Сделай ее высокой, словно полет орлиный, сделай знатной, как у властителя небесного, сделай долгой, как дороги земные, сделай крепкой, как мореный дуб. Унеси, вода текучая, пыль судьбы старой, жизни прежней, судьбы былой. Открой судьбу юную для жизни новой. Заклинаю воду текучую, воду ночную, воду прозрачную. Заклинаю кончиной ледяной, пеплом весны, пером орла, в полуночный час над солнечным камнем. Заклинаю тебя, вода русалочья: принести отроку Василию знатную родовитость!

Литовская чародейка вскинула бурдюк, остановив текущую в ковш тонкой струйкой русалочью воду, и отступила:

– Коли не передумал, то пей!

Княжич Василий Боровский глубоко вздохнул и выдохнул, повел плечами, поднес ковшик ко рту и большими жадными глотками осушил. До самого дна. Замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

– Ну как? – с интересом поинтересовалась Софья Витовтовна.

– Я уже ощущаю себя самым знатным на всем белом свете, матушка, – признался паренек. – Боюсь токмо, кроме меня, о моей родовитости более никто не догадывается.

Великая княгиня рассмеялась и кивнула на корзинки:

– Оставь корец здесь. Пусть он станет нашим подарком ярилову следу.

Юный воин послушался, а женщина вылила в уже потемневшую деревянную емкость остатки воды. Зачем – сказывать не стала. Закрыла шкатулку, опустила в другую корзину и кивнула верному юному стражнику:

– Вот и все. Пойдем…

* * *

После неожиданного для свиты всенощного бдения в священной дубраве все женщины по возвращении во дворец поспешно разлеглись на сундуки и почти сразу заснули. Их оказалось неожиданно много – обычно в горнице перед опочивальней оставались ночевать всего две-три знатные боярыни и столько же дворовых девок. Сегодня свита не разошлась вообще – и потому Василию места в женских покоях не хватило. Главному стражнику великой княгини пришлось идти в людскую.

Дворец погрузился в тишину – и только Софья Витовтовна долго ворочалась с боку на бок в своей бездонной перине.

– Что-то не так, матушка? – наконец не выдержала лежащая в ее ногах девочка.

Великая княгиня ответила не сразу. Перевернулась на спину, огладила ладонями лицо и спросила:

– Ты знаешь, Ягодка, отчего никогда нельзя творить приворотов?

– Нет, матушка.

– Коли ты приворожишь добра молодца и он станет твоим, то ты никогда не познаешь настоящей любви. Ибо ты уже никак и никогда не сможешь понять, мог бы он полюбить тебя просто так, от своего сердца, или нет? И есть ли сия любовь вообще? Вдруг это всего лишь полуночное русалочье колдовство?

26 августа 1426 года

Москва, Серпуховское подворье

Поначалу княжич Василий на что-то надеялся. Просыпаясь по утрам, он осматривался, прислушивался к себе. Ждал изменений. Ждал странностей. Ждал чуда.

Но ничего не происходило. Если заклинание литовской чародейки и сделало юного воина хоть чуточку знатнее – окружающие ничего не заметили. Никто – ни знатные князья, ни боярские дети в караулах, ни даже его собственные холопы.

Поначалу Василий Ярославович испытал разочарование. Потом возникла обида. Но вскоре княжич начал понимать, что наивно поверил в сказку.

Сам же всегда Ягодку учил в глупости не верить! И вот нате вам – сам же в сию ловушку попался!

Обида сменилась насмешкой над самим собой – и вскорости жизнь вернулась к тягомотной обыденной повседневности.

Служба, уже ставшая привычной за последние полтора года, текла своим чередом. Встреча утром с княгиней-матерью и следование за ней – в трапезную, в кладовые и амбары, в Думную палату, в великокняжеские покои, очень быстро ставшие похожими на обычные детские комнаты: груды игрушек, подушки, затупленное оружие и простая одежда, каковая предназначена для обучения ратному делу – а также для возни и баловства.

Иногда Софья Витовтовна задерживалась у царственного ребенка, иногда уходила раньше. Проверяла склады и погреба, крепостные башни и подклети, навещала храмы и святилища.

Когда правительница возвращалась поздно – начальник ее стражи оставался спать в горнице перед опочивальней, дабы встретить госпожу при пробуждении. Если Софья Витовтовна уходила к себе рано – княжич отправлялся на подворье, которое держали в Москве братья Владимировичи, совместно владеющие Серпуховым. Парился в бане, менял одежду, спал в перине – редкостное удовольствие. И еще до рассвета возвращался во дворец – дабы встретить пробуждение великой княжны в ее горнице.