Судьба моя сгорела между строк

Проводы, расставания с близкими, со знакомыми. На Речном вокзале Тарковский в разные дни провожает в эвакуацию Цветаеву, Антонину Александровну и ее дочь Елену. Они плывут на пароходе в Татарию. Провожает и первую семью — Мария Ивановна с детьми и с матерью едут в Кинешму, где живут родные ее отчима, чтобы затем перебраться в город Юрьевец.

Сам он остается в Москве. Тарковского забраковала медицинская комиссия, но в конце августа он проходит десятидневную военную подготовку вместе со всеми писателями, оставшимися в Москве. В числе других поэтов выступает с чтением стихов перед москвичами. После этого Союз писателей обещает отпустить Тарковского на несколько дней — отвезти в Чистополь престарелую мать.

В Москве он узнает о самоубийстве Цветаевой. «Я не сразу узнал о ее кончине — она умерла в 41 году 31 августа…, а узнал я об этом только в конце сентября»[39]. Стихотворение, написанное сразу после получения этого известия, открывает цветаевский цикл.

Памяти Марины Цветаевой

I

Где твоя волна гремучая,
Душный, черный, морской прибой, —
Ты, крылатая, звезда падучая,
Что ты сделала с собой?

Как светилась ты, милостивица,
Все раздаривая на пути.
Встать бы, крикнуть бы, воспротивиться,
Подхватить бы да унести —

Не удержишь — и поздно каяться:
Задыхаясь, идешь ко дну.
Так жемчужина опускается
В заповедную глубину.

Сентябрь 1941

Память о Марине Ивановне не оставляла поэта в течение всей его дальнейшей жизни — свидетельством тому стихотворения, написанные в последующие годы.

II

Я слышу, я не сплю, зовешь меня, Марина,
Поешь, Марина, мне крылом грозишь, Марина,
Как трубы ангелов над городом поют,
И только горечью своей неисцелимой
Наш хлеб отравленный возьмешь на Страшный суд,
Как брали прах родной у стен Иерусалима
Изгнанники, когда псалмы слагал Давид
И враг шатры свои раскинул на Сионе.
А у меня в ушах твой смертный зов стоит,
За черным облаком твое крыло горит
Огнем пророческим на диком небосклоне.

1946

III

Друзья, правдолюбцы, хозяева
Продутых смертями времен,
Что вам прочитала Цветаева,
Придя со своих похорон?

Присыпаны глиною волосы,
И глины желтее рука,
И стало так тихо, что голоса
Не слышал я издалека.

Быть может, его назначение
Лишь в том, чтобы, встав на носки,
Без роздыха взять ударение
На горке нечетной строки.

Какие над Камой последние
Слова ей на память пришли
В ту горькую, все еще летнюю,
Горючую пору земли,

Солдат на войну провожающей
И вдовой, как родная мать,
Земли, у которой была еще
Повадка чужих не ласкать?

Всем клином, всей вашей державою
Вы там, за последней чертой —
Со всей вашей правдой неправою
И праведной неправотой.

1962

IV

Стирка белья

Марина стирает белье.
В гордыне шипучую пену
Рабочие руки ее
Швыряют на голую стену.

Белье выжимает. Окно —
На улицу настежь, и платье
Развешивает.
   Все равно,
Пусть видят и это распятье.

Гудит самолет за окном,
По тазу расходится пена,
Впервой надрывается днем
Воздушной тревоги сирена.

От серого платья в окне
Темнеют четыре аршина
До двери.
   Как в речке на дне —
В зеленых потемках Марина.

Два месяца ровно со лба
Отбрасывать пряди упрямо,
А дальше хозяйка — судьба,
И переупрямит над Камой…

12 января 1963

V